Расплатившись, он вышел из пиццерии и, оглядываясь в поисках телефонного автомата, дошел до стации метро Barberini. Спустившись вниз, сразу поспешил в первую же телефонную кабинку и, набрав длинную очередь цифр, услышал бесстрастный голос, выдавший информацию о том сколько минут он может говорить в выбранном направлении. Услышал гудки, а затем и Салиму.
– Салима, это я! – сам не зная почему, взволновался Нариман.
– Ай Нариман, гурбан олум! [13] Как хорошо, что ты позвонил! Я здесь себе места не нахожу. Умираю от беспокойства… У нас все хорошо. Как ты, Нариман?
Салима кричала так, что он тут же засомневался, если у них действительно все в порядке.
– Все хорошо. Вы как?
– Все отлично, не беспокойся за нас. Стол накрыли…
– Салима…
Нариман попытался вставить слово, но жена, не слыша его, продолжала скороговоркой:
– Хадиджа с Эльнуром тоже у нас. Карим сейчас приедет. Все тебя целуем, обнимаем. Дети тоже тебя целуют… Все! Хватит! Этот разговор стоит уйму денег! Твой голос услышала, словно весь мир мне подарили! Больше не звони! Обнимаем! Целуем!
Некоторое время он вслушивался в короткие гудки. Захотелось перезвонить, рассказать Салиме, как не хватает ее именно сейчас, сказать, что он их всех крепко любит и как здорово, что они есть у него, позвать к телефону детей, услышать, как они торопливо сменяют друг друга у аппарата, и уловить прерывистое дыхание самой младшенькой Мединки, которую все хором уговаривают сказать что-нибудь. Постояв в нерешительности, он повесил трубку.
Проехав одну станцию, Нариман вышел из метро и почти тут же очутился на площади со знаменитыми испанскими лестницами. Уже вовсю гремели выстрелы ракет, а временами раздавался резкий неприятный звук сирен и хлопушек. Здесь было настоящее столпотворение. Все громко переговаривались. Пришлось набраться терпения и встать в очередь с тем, чтобы пройти поближе.
Споткнувшись обо что-то валяющееся на первой ступеньке, и слегка замешкавшись, Нариман начал подниматься по правой стороне, стараясь не наступать на пустые бутылки и банки из-под кока-колы, минеральной воды, пива и обильно разбросанную разноцветную упаковку всевозможных закусок. Удавалось это не всегда, так как свет фонарей, украшавших лишь верхнюю часть лестницы едва доходил до середины. На испанских лестницах, стоял тот же гул, что и на площади. Добравшись до верха, он посмотрел вниз, слегка опираясь на балюстраду, затем стал спускаться по левой стороне, все также стараясь не наступать на валяющийся мусор, натыкаясь теперь на сидящих на лестнице людей. Совершив этот ритуальный круг, он решил не задерживаться особенно на площади, бывшей излюбленным местом паломничества не только туристов, но и карманников.