— Долго ждать? — осведомился здоровяк.
— Джонни Дохлый, что ли?
Русские молча смотрели на него, никак не, реагируя на восклицание…
— Дохлый должен быть сейчас у себя на Брайтоне. Он в это время там шакалит.
— На Брайтоне его нет.
— Тогда — в яхт-клубе.
— Нет.
— У старика Мартина…
— Нет.
Бар старика Мартина был последним местом, где мог находиться этот урод. Иногда его в баре подкармливали, и Джонни частенько болтался там, помогая хозяину по мелочам. А место было паршивое, грязное и бедное. Уважающие себя братья туда не ходили.
— Значит, спит где-нибудь пьяный. Или обдолбанный. Или пришили его за подлянку.
Русские переглянулись. Здоровяк полез в карман и вытащил пистолет.
— Пришили, говоришь?
— Вот! — Вспотев от страха, но не подавая виду, Барклай Вилли Второй хлопнул себя по лбу ладонью. — Вот! В парке «нэви» посмотрите, в кустах где-нибудь. У него баба там есть, вернее, не там — на базе «нэви» работает. Шлюха полная, белая шлюха, — затараторил Барклай. — Они там в кустах трахаются иногда. Если его нигде нет, значит, в парке, точно. С этой сукой своей. Как ее на работе-то держат? Такая же, как и Дохлый, — на ногах еле стоит от кайфа, мозгов нет, одна жопа, да и жопы толком уже нет… Ее все «нэви» трахают, наверное, вот и держат на работе, а я бы гнал таких… — Барклай продолжал болтать и одновременно старался запомнить лица наглых русских. Он им еще припомнит эту встречу, поиграют они еще с братьями бритвами, потопчут этого борова ногами…
Русские снова заговорили на своем языке. Худощавый кивнул здоровяку, тот наклонился над Барклаем и, глядя в глаза, тихо сказал:
— Хватит болтать, говнюк. Отдыхай, — и тихонько ткнул его пальцами в горло, ближе к левому уху.
— Ты что, Барон, убил его, что ли? — изумленно спросил Тусклый, глядя на неподвижно лежащего паренька.
— Делать мне больше нечего, как мокруху лишнюю разводить. Оклемается. Поехали в парк?
Джонни шел из парка, уже не помня, откуда идет. Дома вокруг были необычайной высоты и сверкали, словно были построены не из красного кирпича и серых бетонных блоков, а из горного хрусталя и фольги. Редкие машины, с рычанием проносившиеся мимо, были явно живыми существами и переговаривались между собой, а иногда и с Джонни. Он прекрасно их понимал и иногда кивал в ответ. При этом он ориентировался в том, что творилось вокруг, не шатался, шел уверенно и понимал, что если его тихие беседы с автомобилями будут заметны окружающим, то прогулка закончится в ближайшем полицейском участке. Это в его состоянии было категорически противопоказано.
«Кислота — великая вещь», — думал Джонни. Но мысли о средстве достижения кайфа не занимали его целиком. В голове одновременно неслось несколько параллельных потоков образов, слов, мелодий, не мешающих друг другу, а, наоборот, дополняющих и подчеркивающих сущность каждой мысли в отдельности.