— Так точно, товарищ полковник, было. Но оно относилось к осеннему призыву, — четко и уверенно ответил майор.
— А на этого, — Шамрай кивнул на меня, — письмо из института не поступало?
— Очень может быть, — несколько фривольно сказал Грабовский. — Но командира дивизии на месте нет, поэтому содержание письма неизвестно.
— Говорит, что институт ходатайствует об увольнении в запас из-за какой-то там плавательской практики.
Но Грабовскому стало уже все равно, он всем своим видом выражал готовность уйти:
— Разрешите идти?
— Свободен! — кивнул полковник и, когда дверь полностью затворилась, добавил, — пижон!
Я стоял и смотрел в окно, Шамрай в это время посмотрел на часы и поднялся из-за стола.
— Так, говоришь, из автослужбы ты?
Я не успел выразить свое Уставное согласие, а начштаба уже накручивал телефон.
— Здорово, здорово, прапорщик! — сказал он в трубку.
Я весь напрягся, просто превратился в одно большое ухо: если на том конце провода Муса, наш командир ОРМ (отдельной ремонтной мастерской), то мне кранты. Но рева кастрированного кабана из телефонного аппарата не зазвучало. А уж Муса бы обязательно завопил что-то типа: «Товарищу полковнику! За время вашего отсутствия ничего не произошло. Все ОРМ на одно лицо!»
— Слушай, Гапон, сколько у вас осталось дембелей?
У меня невольно вырвался вздох облегчения: прапорщик Гапон — это кремень. Хотя слова «прапорщик» и «порядочный» не сочетаются, но здесь можно было сделать исключение.
— Один, говоришь? А чего не увольняете? Штрафник, что ли? Ах, даже в отпуске был? Ну, ладно, Александр Николаевич, бывай здоров!
Шамрай хотел, было, положить трубку, но с той стороны прозвучал, видимо, какой-то вопрос.
— Да нет, все в порядке. Стоит тут сейчас ваш дембель, коленки дрожат, домой ему надо в институт, практика там у него начинается. Врет, наверно, подлец. Увольняйте, увольняйте, если заслужил. Чего ему тут дисциплину разлагать? Все!
Я в душе немного порадовался, но прекрасно понимал, что успокоиться можно лишь с печатью в военном билете.
— Чего замер, воин? Иди, завтра будешь увольняться из рядов Советской Армии. А, может, на сверхсрочную пойдешь?
— Никак нет. Спасибо. Разрешите идти?
Шамрай открыл дверь и вышел вместе со мной. Я нечаянно для себя произнес:
— Спасибо Вам огромное, товарищ полковник!
И вжал голову в плечи, словно опасаясь удара. Начштаба снова нацепил на лицо выражение угрюмой решимости и только рукой мне махнул: «вали отсюда, пока я не передумал».
На выходе из штаба меня уже поджидал контролер. На мой краткий рассказ он только руками развел: «ну, ты даешь!» Не поверил, гад, ни одному слову.