— Доброе утро, мэм! — приветствовал он девушку, чуть шепелявя при этом, по причине утраты нескольких . зубов.
Карен, смерив гневным взглядом Чета Мэдисона и остальных, промчалась мимо, будто не расслышав. Дон Себастиан проскакал, сидя в седле прямо, как будто в спине у него был стальной стержень. Педро Зорилья был преисполнен ненависти.
У Сида Маккоя саднило челюсть.
— Ты тут ни при чем, Сид. Они не из-за тебя так бесятся, — сказал Мэдисон, ухмыляясь в усы. — Это вся наша компания их раздражает — конечно, если она еще не прослышала, что ты внук Маккоя. Чего же ты хочешь-девушка из семейства Гомес не может нормально смотреть на парня с ранчо Маккоя. Но хороша, черт побери, хоть она и из чумазых!
Мэдисон был крутой парень, как и все мужчины в этих краях, но под горящим взглядом Сида он поежился.
— Чтоб я больше не слышал по ее адресу этих дурацких шуточек насчет «чумазых», — процедил Сид сквозь зубы. — Понял?
Мэдисон какое-то мгновение выдерживал огненный взгляд молодого Маккоя, потом заморгал глазками и отвернулся.
— Да я не хотел сказать ничего такого, — промямлил он.
Сид больше ничего не сказал, но черты его побитого лица не сразу разгладились. Чет еще некоторое время поглядывал на него искоса, но никак не мог сообразить, чем он не угодил парню. Он был не слишком сообразителен, подобные тонкости ускользали от его понимания.
— Поди, пойми их, тут сам черт ногу сломит! — пробормотал он в буйные заросли своих бакенбард.
Когда Калеб Тернер купил ранчо у прежнего владельца, усадьба уже была не нова, а случилось это еще за пятьдесят лет до того, как Нельсон Пейдж купил это ранчо у наследников Тернера. Это было просторное строение из розового известняка с лепными украшениями, с трех сторон окруженным огромным парком, где среди ярких цветочных клумб журчал фонтан. Дом стоял в дубовой роще, где местами попадались ели и тополя.
Чтобы сделать свою гасиенду удобнее, Нельсон Пейдж многое перестроил на современный лад, и она стала еще красивей благодаря со вкусом подобранным декоративным деталям. Амбары и другие хозяйственные постройки были в прекрасном состоянии.
— Да, он, похоже, настоящий хозяин, — заключил Хэтфилд, не спеша двигаясь по извилистой каменистой дороге, ведущей к дому.
Как будто из-под земли появившийся мексиканец, одетый в яркий национальный костюм, взял его лошадь под уздцы. Другой, дежуривший на широкой веранде, поспешил в дом сообщить о прибытии гостя. Еще минута — и Хэтфилда проводили через большой прохладный холл в изысканно убранную комнату, полусумрак которой подчеркивался бархатной драпировкой. Так убирали свои замки в старину знатные доны, чтобы оградить себя от почти тропической летней жары, а зимой — от свирепых вьюг, которые то и дело налетали сюда с севера. Просторная комната была обставлена скромно, мебели почти не было, и от этого еще гармоничней воспринимался здесь человек, сидящий за обширным письменным столом темного дерева. Так же сидел он в тот день, более двух месяцев назад, когда Мануэль Карденос стоял перед ним, умоляя помочь раненому рейнджеру. И вот сейчас этот рейнджер вошел в кабинет и его проницательный взгляд остановился на белом бесстрастном лице хозяина и его глубоко посаженных умных глазах. Рядом с Пейджем, так же, как и тогда, стоял Цянь, громадный врач-китаец, которому, как уверял деревенский лекарь, Джим Хэтфилд был обязан жизнью.