— Надеюсь, что до раздела не дойдёт, — осторожно возразил Тирсен. — Это действительно было бы нарушением всех устоев.
— Как это — делить землю? — не поняла Эдит.
— Могу вам рассказать, — оживился Болер, проявляя неожиданную осведомлённость в вопросах политики. — Делается это очень просто. Всех помещиков, чьи владения превышают сто гектаров, прогоняют, если, конечно, они до этого сами не удрали. Потом их землю делят между крестьянами, раньше батрачившими у таких помещиков.
— Неужели Эрих получит землю? — воскликнула Эдит.
— Кто это Эрих? — недовольно осведомился Тирсен.
— Это мой двоюродный брат, — ответила Эдит. — Он живёт в Гротдорфе.
— Значит, вы гоже за раздел земли?
— Нет, нет… Такие действия могут привести к очень печальным результатам.
— Совершенно верно! — подтвердил Тирсен. — Это нарушение священного права частой собственности.
— А теперь такое нарушение никого не смущает, — не унимался Болер.
— Вы говорите об этом гак, господин Болер, будто и сами собираетесь отхватить кусок помещичьей земли.
— Нет, не собираюсь. Я вообще не собираюсь ничего предпринимать в ближайшие годы. Ведь если я что-нибудь напишу, все станут говорить, что я начал сотрудничать с большевиками. А я этого не хочу. У меня теперь хватит средств. Много ли одинокому человеку надо? Проживу и так. Буду собирать материалы для мемуаров и наблюдать, как развиваются события.
Эдит с признательностью посмотрела на старого писателя. Значит, не только она так думает, значит, позиция её правильна.
— Абсолютно с вами согласен, — утвердительно кивнул Тирсен. — Такую линию поведения следует рекомендовать каждому честному немцу. Я очень боялся за вас, господин Болер, они уже начали вас приручать. Я думал, вы тоже продадитесь за гроши, полученные от издательства.
— Я никогда никому не продавался, — гордо заявил Болер.
— Да, это правда, — отозвалась Эдит.
— Но, может быть, дело вовсе и не в том, чтобы продаваться? — добавил писатель.
— Я вас не понимаю.
— Что, если русские действительно реализуют мечты моих героев?
— О! — рассмеялся Тирсен. — Ну, тут можете не волноваться. Кому-кому, но уж никак не русским осуществлять социальные идеалы писателя Болера.
Но Болер и не думал шутить.
— А меня это очень волнует, — ответил он. — Я не знаю, совпадают ли у нас взгляды на строительство будущего общества, но ненависть к нации у нас одинаковая.
— Писатель Болер становится большевиком! — рассмеялся снова Тирсен. — Завтра я продам эту новость в газеты. Мне хорошо заплатят.
— Не говорите глупостей, Тирсен, — Болер нахмурился. — Здесь есть над чем призадуматься.