В следующий визит Наталья задержалась уже куда как долго у новой знакомой. И принимала ее Наденька не в постели, а в очаровательной светло-синей гостиной с белыми легкими шторами. И сама вышла в изящно-небогатом сапфирового цвета платье — очень ей к лицу. Показывала цветы в горшках. Много почему-то говорила о море, о том, как мечтает уплыть куда-нибудь на корабле под парусами. То и дело взволнованно поправляла бледной маленькой ручкой мелко завитые куафером пепельные кудри, свободно выбивающиеся из простой прически.
Узнавая новую подругу лучше, Наталья открыла в себе неожиданное желание — сострадать и опекать. Она быстро поняла, что в отцовском доме Надя несчастна. Прокудин — человек, как оказалось, нрава странного, причудливого, держал дочь почти взаперти, хотя и не мог совершенно лишить ее выездов и приема гостей, но пытался всеми силами ей в этом препятствовать. Он и в мыслях не допускал, что у любимой дочери может появиться когда-то жених, и вообще обращался с девушкой как с тончайшим фарфоровым сосудом — вдруг кто-нибудь нечаянно заденет! К тому же граф был очень мнителен, он готов был обвинить дочь в чем угодно из-за любой безделицы. Бедная Надя стала вспыльчивой и скрытной, нечасто улыбалась, главное — старалась как можно реже попадаться отцу на глаза.
Наталья скоро поняла, что ее участившиеся визиты к «русалке» — скорее, исключение из правил, что Прокудин терпит возле своей грустной принцессы «драгоценную спасительницу» только из чувства долга, и что постоянно так продолжаться тоже не будет. Не любящая бездействия Вельяминова напряженно думала, что же делать? Надя очень скоро стала ей дорога, что-то привлекало ее в этом раздражительном, но мечтательно-светлом ребенке, было что-то в Наденьке ясное и наивное. Но также Наталья видела, что все чаще в ребенке пробуждается женщина, быть может, совсем и недобрая, она наблюдала, как порой меняется подруга в лице, горячо повествуя о своих обидах, и не могла бы поручиться, что со временем в этой нервной натуре не разовьется лживость, даже коварство. Забыв о себе, отгоняя тоску о разъезжавшем где-то Петруше, Наталья раздумывала, как вырвать «Надин» из слишком уж крепких отцовских объятий. Тревожили ее и раздраженные жалобы подруги на «постояльца» — отца Франциска.
— Мало того, что отец поселил еретика у нас во флигеле, — негодовала Надин, — так тот еще и в самом доме нашем днюет и ночуют теперь, отец расстаться с ним не может! А почему? Конечно, католик неглуп, и побеседовать с ним разок-другой возможно. Но отец от бесед этих голову потерял! Да мало того… Иоганна Фалькенберга знаешь?