Министр юстиции Западной Германии, из-за которого начались эти споры, Эвальд Бухер, в прошлом являлся членом гитлерюгенда и национал-социалистической партии. Политические наблюдатели в Бонне чувствовали, что на Бухера давила его собственная правая Свободная демократическая партия.
В то время судебное разбирательство угрожало 13 000 подозреваемым. В их числе не оказалось известных западных немцев, но их еще можно было найти и предъявить им обвинения в военных и уголовных преступлениях. Например, в одной только полиции земли Шлезвиг-Гольштейн насчитывалось тридцать шесть высокопоставленных чиновников, которых социальные демократы обвиняли как участников нацистских убийств.
Из 274 высокопоставленных полицейских этой земли — известного убежища военных преступников, не желающих или не имеющих возможности уехать за границу, некоторые жили под чужими именами. Парламент Шлезвиг-Гольштейна под давлением местных журналистов созвал особую комиссию по расследованию наличия нацистов в полиции, но комиссия, как и многие другие подобные организации, не пришла ни к каким выводам из-за «юридических препятствий».
Три из четырех общественных писем, отправленных в бундестаг в Бонне, выступали за принятие закона о сроке давности в том виде, который предлагал министр юстиции. В итоге парламент принял решение прод лить срок давности до 21 сентября 1969 года — двадцатой годовщины независимости Западной Германии. К 1972 году срок был продлен вновь.
В 1980 году торжественно объявили о прекращении деятельности Центрального ведомства по расследованию нацистских преступлений из-за отсутствия шансов на успех. У возглавлявшего это ведомство юриста Эрвина Шуле также имелись причины желать прекращения «охоты на ведьм», поскольку в 1965 году после пяти лет службы его самого опознали как бывшего штурмовика с 1933 года и члена нацистской партии с 1935 года. Руководство нацистского суда в Штутгарте в 1943 году рекомендовало его на должность в силу его «политической благонадежности», и с одобрения партии нацистский министр юстиции в 1944 году сделал его младшим судьей.
Польский юрист, занимавшийся военными преступниками, послал Стивенсону несколько сотен метров шестнадцатимиллиметровой пленки с уверением, что на ней запечатлен доктор Менгеле, оказавшийся на границе Аргентины и Парагвая. Этот кадр использовался коммунистическими властями в качестве подлинника. Интересны результаты полицейского анализа данного куска пленки: когда его пропустили через мувископ вместе с подлинными фотографиями Менгеле, не осталось сомнений в том, что человек на пленке полностью идентичен с врачом из Аушвица. К тому времени существовало множество свидетельств того, что Менгеле спокойно переехал в Парагвай и действительно жил рядом с аргентинской границей.