— Я люблю детей. Помню, как радовалась, когда Мэри Роуз родила Алека, и…
— Спи, Мегги.
— Десять лет… может, мне удастся обойтись девятью.
— Какие десять лет? Девять? О чем ты толкуешь?
— Десять лет на то, чтобы сделать из тебя идеального мужчину.
Он рассмеялся, притянул ее к себе и почувствовал теплое дыхание на своей щеке. И заснул задолго до Мегги. И даже не храпел.
Наутро, когда Мегги шла в маленькую столовую, о которой Элви рассказала ей между бурными дифирамбами новому графу, за спиной раздался укоризненный мужской голос:
— Вы не походили по моей спине, миледи. Забыли, видать?
— Простите, Барнакл. Встретимся в кухне после завтрака. Там я похожу по вашей спине.
Он торжественно кивнул, отсалютовал и пошаркал к входной двери.
Слишком поздно Мегги вспомнила, что нужно было спросить, кто сейчас в столовой. Но ничего не поделаешь: она уже вошла в маленькую темную комнату совершенно невыносимого вида, с плотно прикрытыми окнами-эркерами, непонятно куда выходившими, и очутилась лицом к лицу с молодым человеком, очень походившим на тетю Либби. Тот немедленно поднялся.
— Вы, должно быть, жена Томаса.
Мегги кивнула, подошла к шторам и, раздвинув их, закрепила толстыми золотистыми шнурами. При свете комната стала выглядеть еще хуже, но по крайней мере можно было смотреть в окна.
Она оглянулась на симпатичного молодого человека, светловолосого, со свежим молодым лицом, немного пониже ростом, чем Томас. Почему он улыбается так самодовольно?
— Да, я Мегги Малком. А вы?
— Я Уильям Малком, единокровный брат Томаса.
Так это сын тети Либби! Тот самый, что сделал ребенка Мелиссе Уинтерс и свалил вину и ответственность на Томаса! Что же здесь творится?!
— Мой Уильям приехал прошлой ночью, — сообщила тетя Либби, гладя сына по плечу. — Садись, любовь моя, и дай положить тебе вкусного бекона. Почти сырой, как ты любишь. Господи, как светло! Я и понятия не имела, что на дворе светит солнце. Наверное, я выгляжу сморщенной, как старуха.
— Нет, мама, ты самая красивая, — заверил Уильям, садясь рядом. — Как всегда.
— Какой у меня чудесный мальчик!
— Никто больше не говорит мне такого, матушка!
Мегги сразу поверила ему. Она сразу увидела, что Мэдлин быстро ест, ни на что не обращая внимания, и уселась на пустой стул, рядом, как она полагала, с местом Томаса.
— Никто не возражает против того, что я раздвинула шторы? — спросила она.
— Стараетесь показать, что вы здесь самая главная? — пробормотала Мэдлин, набив рот яичницей.
— Вовсе нет, мэм. Просто предпочитаю видеть, что именно стоит на столе и лежит у меня на тарелке.