Явился Савчук с подробным докладом обо всем происходившем в домике Кондратьевых. Ровно ничего нового не было; все было так, как предполагал Мефодий Кириллович. Впрочем, теперь Савчук, передавая некоторые подробности осмотра, сообщил, что заметил легкий беспорядок в вещах Кондратьевых, находившихся в сундуке, даже не имевшем замка.
– Как будто кто искал что-то! – сказал он.
Кобылкин особенного внимания не обратил на это сообщение, но по привычке все-таки запомнил его.
Вскоре после Савчука явился и Пискарь. И у него не было ничего, что могло бы пролить свет на внезапное исчезновение Анны Кондратьевой. Действительно, она накануне вечером даже и не думала никуда уезжать. Поздно ночью явился к ней посетитель, которого никто в квартире не видел до того. О чем он говорил с Анной – никто тоже не слыхал, но ночью девушка вдруг собралась, объявила хозяйке квартиры, что уезжает на неделю, а может быть, и долее, куда – этого она не сказала, но заплатила все, что была должна, и ушла с виду довольная и счастливая.
– Счастье мне такое привалило, – объяснила она подругам, – что отказываться нельзя…
Все это было совершенно в порядке вещей, но Кобылкин почувствовал, что невидимые враги нанесли ему и на этот раз поражение…
„Ловко, – подумал он, – пока что – разбит по всем пунктам!“ Однако эти поражения, и он был в том уверен, только разжигали теперь его энергию и заставляли желать полной победы во что бы то ни стало.
Отпор
Вскоре Мефодий Кириллович отправился для решительного разговора к Кудринскому, где пытался выяснить, действительно ли Алексей Николаевич ездил на Иматру и если да, то с какой целью.
Кудринский объяснил, что он музыкант и как человека искусства его давно тянуло посмотреть на это чудо природы.
В дальнейшем разговоре Кобылкин упомянул о возможном убийстве Воробьева и посягательстве злодеев на наследство. Однако волнение и искренность Кудринского были настолько неподдельны, что Мефодий Кириллович был почти очарован им и, уезжая, думал, что приобрел в лице Кудринского еще одного союзника по раскрытию тайны. Но некоторые сомнения не оставляли его.
Неожиданность
Утром того же дня, когда разговор между Кудринским и Кобылкиным, начавшийся обоюдною пикировкой, привел их обоих чуть ли не к тесному союзу ради достижения общей цели, Марье Егоровне подали визитную карточку с совершенно незнакомой ей фамилией.
На одной стороне карточки было напечатано по-русски „Иван Иванович Морлей“, на другой по-английски „Джон Морлей, эсквайр“. К русскому наименованию владельца карточки было приписано карандашом: „По делу о мистере Воробьеве“.