Загадка
Слуга, привезший в гостиницу Кудринского, спать не ложился. Новый постоялец, уходя к водопаду, сунул ему в руку столь щедрую подачку, что даже привыкший к обильным чаевым финн почувствовал к этому русскому необыкновенное почтение и решил дождаться, пока он вернется со своей прогулки.
Он прикорнул на деревянном диване в передней и забылся чутким сном, каким обыкновенно засыпают люди, спящие лишь урывками – только тогда, когда это бывает возможным.
Хлопанье калитки прервало его забытье. Слуга встрепенулся, но дремота все еще владела им, так что он еле-еле мог разомкнуть глаза.
В полусумраке передней вырисовывалась перед ним мужская фигура, стоявшая в самых дверях.
– Пожалуйста, я дожидался вас… – засуетился кельнер, – ключ от третьего номера у меня. Я провожу.
– Не нужно! – послышался ответ. – Могу я сейчас нанять лошадь?
Кельнер с большим недоумением поглядел на говорившего. Голос ему показался несколько иным. Звуки его были тверды, тогда как слуга ясно помнил, что тон голоса гостя, принятого им с вокзала, был дрожащий, болезненный. Однако мысль о том, что голос не тот, промелькнула и исчезла в одно мгновение: кельнер ощутил в руке крупную монету.
– Я хочу видеть Малую Иматру на восходе солнца, – не допускающим возражений голосом продолжал гость, – а поэтому должен отправиться немедленно…
– Но так поздно!… – пробормотал слуга.
– Что ж такое? Я заплачу, – было ответом.
– Не знаю, попробую…
– Не „не знаю, попробую“, а разбудите вашего кучера и как можно скорее подайте экипаж.
Новая монета, подтвердившая это решительное приказание, подействовала, наконец.
– Хотя это и трудно, почти невозможно, – отвечал, кланяясь, кельнер, – но я постараюсь.
– А я заплачу вдвое, втрое, черт возьми! – воскликнул гость. – Да идите же вы…
– А вы где изволите быть?
– Я подожду в саду…
Кельнер побежал исполнять неожиданное приказание. Подачка, как всюду в мире, так и здесь, действовала магически. И десяти минут не прошло, как запряженный в одну лошадь экипаж был уже подан. Заспанный, зевающий во весь рот кучер, поднятый со сна ожиданием щедрейших чаевых, вертелся на козлах, дожидаясь, когда сядет нежданный ночной пассажир.
А тот ожидал в саду, опершись головой о ладонь правой руки, локоть которой опирался на садовый столик. Поза эта изобличала состояние крайней задумчивости, в которую погружен был этот человек. Только появление кельнера привело его и себя.
– Экипаж подан! – доложил тот.
– А, хорошо! – последовал быстрый ответ. – Сколько я вам должен?
Слуга замялся.
„Совсем будто другой стал этот турист! – даже плечами пожал, думая про себя, кельнер. – Тот мямлил, а этот…“