— Вы были актёром? — в голосе Вали прозвучало недоверие.
— Да, был. Я и в советских фильмах снимался.
— Вот откуда мне ваше лицо знакомо, — сказала Валя. — Только там вы…
— Играл эсэсовцев, — рассмеялся Дальгов, — совершенно верно. Но мне приходилось на сцене и благородных.
людей играть. Кстати, в Дорнау когда-то жила Эдит Гартман. Чудесная была актриса…
Соколову показалось, что в голосе Дальгова прозвучала грустная нотка.
— Она здесь.
— Неужели? Вот хорошо! Ты знаешь, Соколов, это необыкновенный человек! Подумай только — наотрез и во всеуслышанье отказалась играть в фашистских пьесах. Для этого нужно было обладать большой смелостью. И очень приятно, что она осталась здесь. Я боялся, как бы она не поддалась на всякие мнимые соблазны и не уехала на запад. Ведь это поистине замечательная актриса. Я видел в её исполнении Луизу Миллер в «Коварстве и любви» и скажу честно: это одно из самых ярких театральных впечатлений моей молодости.
Макс говорил увлечённо, почти восторженно, и Соколов почувствовал, что для Дальгова Эдит Гартман — не только любимая актриса.
— Ты её хорошо знаешь? — спросил Соколов.
— Мы когда-то были знакомы, — не сразу ответил Дальгов.
— Да, — спохватился капитан. — Ведь наш гость, наверно, с дороги проголодался. Сейчас мы тебя накормим.
— Не откажусь.
— А ты, как и раньше, не страдаешь отсутствием аппетита?
И они снова стали вспоминать какие-то только им одним известные события.
Валя рассердилась.
— Довольно вам заниматься воспоминаниями, — сказала она. — А если товарища Дальгова надо накормить, то я всё это сейчас устрою.
— Действуй, Валя, — сказал Соколов. — Для такой встречи недурно бы и рюмочку выпить, только на дежурстве нельзя. Ничего, Дальгов, выпьем, когда освобожусь. Я приду к тебе.
Он посмотрел на Валю, и та заторопилась к выходу. На пороге она остановилась, удивлённо развела руками и, нисколько не смущаясь присутствием Дальгова, воскликнула:
— Вот если бы все немцы были такие!
Три рюмочки, чуть больше напёрстка, стояли на невысоком круглом столе. В центре возвышалась бутылка с ликёром. На этикетке был изображён пузатый лысый монах с бокалом в руке. Янтарно-жёлтый, густой, похожий на подсолнечное масло ликёр золотился в маленьких рюмках. Вкусом он напоминал какой-то лекарственный препарат, и даже ко всему привычные немцы с опаской пили это изобретение хитрых химиков.
Бургомистр Дорнау принимал у себя дорогого гостя. Макс Дальгов сидел за столом и с удовольствием посматривал на Лекса и на Матильду, маленькими глотками прихлёбывая ликёр. После каждого глотка он чуть-чуть морщился, но улыбка не сходила с его усталого лица.