Войдя в запотевшие от мороза двери огромного медицинского центра, Полин сразу обнаружила Тома, вальяжно развалившегося на низком кожаном диванчике: он скучающе смотрел по сторонам и — поразительно! — точно так же, как его отец, барабанил двумя пальцами по собственной коленке. Правда, стиль его одежды никак не соответствовал стилю респектабельного Николаса — особенно потрясала фантастической расцветки куртка, вывернутая длинным, ярко раскрашенным мехом наружу. Полин, от такой не отказалась бы. Когда она приблизилась, Том, моментально стряхнув скуку со стопроцентно фотогеничного лица, встал и обвораживающе улыбнулся.
— Вот… Теперь я вижу, что вы сын Николаса. У вас одинаковые улыбки — гипнотические, сражающие наповал. Кстати, я Полин.
Он засмеялся:
— Ну, а я Том. Идемте, я здесь уже ориентируюсь. Вон там, слева, лифты.
По дороге Том, исподволь обшаривавший Полин исследующим взглядом, более подробно излагал события последних дней.
— Да уж, папа натерпелся. Его ведь привезли сюда в среду вечером. Врачи сначала думали, что смогут купировать приступ, держали его до утра под капельницей — не помогло. Потом они захотели лазером дробить камень, который то ли как-то неудачно повернулся, то ли что-то перегородил, — передумали. В итоге они пошли по самому простому пути: удалили желчный пузырь целиком.
— Как он все перенес?
— Нормально, сама операция не сложная. Папа сказал, она продолжалась минут двадцать, не больше. Он до операции очень мучился — ужасно жестокий был приступ… А потом стало легче. Не сразу, конечно, но все же…
— У него отдельная палата?
— Ну, как сказать… Вообще, палата на двоих, но она разделена посредине такой, знаете, непрозрачной пластиковой шторкой. Его сосед не виден и не слышен — можно считать, что папа лежит один.
— Его скоро выпишут?
— До Рождества, это точно. Может, во вторник. Нам сюда.
Перед самой палатой Том притормозил:
— Давайте я войду первым. Посмотрю, как он, скажу пару слов, а потом махну вам рукой. Обставим ваше появление по всем законам драматургии, пусть сработает эффект неожиданности.
— Том, а этот эффект не повредит вашему папе?
— Так это же будет приятная неожиданность. Я уверен, что на самом деле он хотел бы вас увидеть. Просто папу иногда переклинивает, и он начинает усердно действовать себе во вред. Вот он от вас спрятался, а теперь наверняка изводится сомнениями, правильно ли поступил. Но учтите, он ни за что в этом не признается. Папа всю жизнь пытается казаться таким твердым, таким сильным, словно он один, из стали отлит, а всех остальных слепили из… гримировочного воска. Но вообще-то сейчас ему довольно паршиво. А ваш визит должен его взбодрить.