— Отлично, — преувеличенно бодро сказал Турп, не шибко обрадованный таким приемом. — Зайдем к Джону Кишо. А кто это, кстати?
— О! Это великий поэт. Он написал уйму стихов.
— Это хорошо, — оживился также было приунывший Торп. — Я люблю великих поэтов. А он очень великий?
— Страшно великий! Он пишет стихи только про Джона Кишо.
— Про себя?
— Верно.
— А их печатают?
Дракончик на минутку задумался, сложил крылья, а потом тряхнул головой и уверенно сказал:
— Нет! Нет, их нигде не печатают. Нигде и никогда.
— Как же так? — растерялся Турп. — А где же он, в таком случае, берет деньги на то, чтобы жить?
— У Хамяка, — охотно объяснил Сопер. — У Хамяка и берет.
— Как же так? — повторил Турп, окончательно сбитый с толку.
— Понимаешь, у них в стене есть специальное окошечко. Они друзья. Они открывают окошечко, и Хамяк дает Джону Кишо деньги. На окошечке ставни. Если их откинуть, то получается как бы столик, и они играют на нем в шашки и настольные городки. Удобно! Каждый сидит в своей комнате, пьют, понимаешь ли, чай и играют. А еще — разговаривают друг с другом. Они друзья.
— А Джон Кишо, конечно же, потом возвращает деньги Хамяку? — опять спросил Турп, заинтересованный финансовым вопросом.
Сопер вновь подумал немножко и ответил:
— Нет. Никогда не возвращает. Но Хамяк исправно записывает все долги в специальную книгу. Я думаю, когда у Джона Кишо будут деньги, он отдаст их Хамяку.
Действительно, наши сыщики что-то ничего не понимали в этом доме. Но, правда, надеялись, что дальнейшая жизнь им все разъяснит. А пока они послушно следовали за Сопером, который уже стучался в дверь великого поэта.
— Джон, открой, это мы, — голосил дракон.
Дверь медленно, величественно распахнулась. На пороге стоял литератор, закутанный в клетчатый плед. Голову его украшал безукоризненный цилиндр черного шелка, а в глазу поблескивал монокль.
— О… — удивился он. — Сопер, да ты не один?
— Нас трое, — объяснил Сопер. — Это наши новые жильцы.
— Тогда — добро пожаловать, — провозгласил Джон Кишо. — Входите и располагайтесь, как вам удобно. Знаете, я совершенно не заметил вашего приезда. Я творил. Приношу свои извинения.
Сегодня я написал одно стихотворение, поэму «Джон Кишо в поезде» и эпиграмму на Джона Кишо. Мне кажется, вышло хорошо. Я получил большое удовлетворение.
В комнате великого поэта царил хаос. Предметы самого различного назначения лежали где только можно, в совершенно невообразимых комбинациях. А посреди всего этого развала, в центре комнаты, в очерченном мелом кругу стоял стул.
— Это мое рабочее место, — объяснил Джон Кишо. — Я здесь сижу, держу в руках папку и пишу. Запишу какой-нибудь стишок и думаю: «Ай да Джон Кишо!» Вам налить чаю?