— Обоих сегодня же в Маньчжурию, на передовую. И чтобы оттуда не вернулись. Не затруднит? — учтиво попросил барон.
Полковник приказ принял.
— Кто еще видел?
— По счастью, никто.
— Считаете это счастьем?
— Никак нет…
— Извольте помолчать, — ласково попросил Фредерикс. По совести, он давно недолюбливал ретивого служаку. Потому что рыжий при дворе — моветон. К тому же жандармский выскочка прислуживал домашним фотографом государя, соперничая за внимание. И вообще пролез в дворцовую охрану, подставив грудь под пулю. В общем, аристократическая кровь брезговала мещанином. А вот теперь малоприятный господинчик свернет себе шею.
— Это можно считать, — барон разгладил листок, — реальной угрозой?
— Боюсь, что да.
— Поздно бояться, полковник. Вам доверили строжайшую государственную тайну, от вас требовалось только одно: хранить ее. И что же? Провалили поручение. За такое и погон можно лишиться, не так ли?
— Виноват, ваше высокопревосходительство…
— Что намерены делать?
— Надо привлечь все силы, жандармский корпус и…
— Хватит, Иван Алексеевич, дурачка валять. Проворонили, а расхлебывать ему… — палец генерала вознесся в направлении Его парадного портрета.
— Никак нет…
— Полковник, да вы в своем уме?!
— Прошу дозволения изложить план.
Фредерикс брезгливо поморщился, но уделил минуту, в которую Иван Алексеевич и уложился. План в самом деле казался разумным. Как ни досадно было Владимиру Борисовичу выпускать прохвоста из когтей, но опасность была слишком велика. А тут явился лучик надежды.
— Кого намерены привлечь? — спросил министр особо холодным тоном, чтобы не возникло иллюзии о снисхождении: кара лишь откладывается.
— Коллежского советника Ванзарова.
— Кажется, из сыскной полиции?
— Так точно, помощник начальника сыскной полиции Филиппова. Хороший специалист, не замечен в интригах, честолюбив, но без связей, продвигается по службе благодаря личным качествам.
— Похвально, — с легкой иронией произнес барон. — Справится?
— У него нет незакрытых дел…
— Действуйте. У вас трое суток, — и генерал обратился к бумагам, что означало «прием окончен».
Вернувшись в гулкий коридор дворца, полковник Ягужинский огляделся и лихо оттопал пару тактов бравурного марша. Поведение, однако, удивительное.
Августа 6 дня, года 1905, в тот же час, жарко
1-й Выборгский участок 4-го отделения С.-Петербургской столичной полиции, Тихвинская улица, 12
К удивлению, пахло пристойно. Тайна благовония открылась просто: Лебедев раскурил свою ядовитую сигарку и одна вонь пожрала другую. Сам Аполлон Григорьевич, скрестив руки, мурлыкал мотивчик, с гордостью разглядывая шов вскрытия, рассекавший тело. Иных причин для веселья не наблюдалось.