— Я чувствую себя точь-в-точь как после битвы при Талавере де ла Рена, — хмуро сказал Хок, прервав размышления камердинера. — По крайней мере таким же измученным и грязным. И, уж конечно, энтузиазма во мне ни на грош.
— Да уж, откуда ему взяться. Но не вы ли сами говорили мне раз сто, не меньше, что любая молодая леди по-своему хороша? К тому же маркиз уверял, что они прехорошенькие.
— Пари держу, они такие же хорошенькие, как три ведьмы из «Макбета»! Откуда отцу знать, как они выглядят? Он положился на слово графа Рутвена, а у того есть прямой интерес солгать. Нет, я не настолько доверчив, Граньон, и уже приготовился к худшему.
Камердинер сочувственно хмыкнул, потом украдкой склонился к своей подмышке и брезгливо поморщился. Что и говорить, пахли они оба отнюдь не розами.
— Что, если вам вымыться в озере, милорд? Вода здесь вроде чистая.
— Неплохо придумано, — одобрил Хок, бессознательно почесываясь. — Хозяин постоялого двора, где мы сегодня ночевали (если этот хлев можно назвать постоялым двором), должно быть, откармливает клопов на продажу.
— Наверное, там были не только клопы, но и другие мурашки. Та служанка…
— Мурашки? Это на местном диалекте?
— Ну, вошки-мурашки, если вам так больше нравится. Сядешь на тюфяк, а они как вцепятся!
— Прекрати свои казарменные шуточки! Теперь я точно не поеду дальше, пока не вымоюсь. Надеюсь, в замке «Кил-бракен» пахнет лучше, чем на том постоялом дворе.
— Не волнуйтесь, милорд, я захватил мыло.
— Вот и давай его сюда. И бритву тоже. Ей-богу, это напоминает последний ритуал приговоренного! Что ж, есть смысл в том, чтобы выглядеть на плахе как можно лучше.
Хок направил экипаж прямо через кустарник, обрамлявший берега озера. День был необычно теплым для марта, и на небе не было ни облачка. Пронизанная солнечными лучами вода выглядела теплой и буквально манила. Самое время было привести себя в порядок перед встречей с будущей женой.
Последние три часа Фрэнсис провела, принимая теленка у единственной коровы местного крестьянина Кадмуса. К счастью, и малыш, и его мать чувствовали себя вполне приемлемо: жена Кадмуса, Мэри, родила незадолго до этого, и теперь можно было не бояться, что новорожденного нечем будет прикармливать.
Фрэнсис спустилась к озеру как была, с закатанными почти до плеч рукавами, с засохшей на руках кровью, и, присев на корточки, как следует их вымыла. У Софии неминуемо случилась бы истерика, если бы одна из ее падчериц явилась домой на манер грязных крестьянок. Но она оттягивала возвращение в замок не только поэтому.
Фрэнсис опустила рукава, но задумалась о переменах, происшедших с сестрами за четыре дня. Виола весь вчерашний день носила зеленое (под цвет ее глаз) бархатное платье, сшитое в спешке за два дня. Она едва отвечала, когда к ней обращались, и, без сомнения, раздумывала о том, как потрясен будет граф Ротрмор, оказавшись лицом к лицу с такой ослепительной красавицей. Даже Клер, редко спускавшаяся на бренную землю с вершин высокого искусства, по-новому уложила свои белокурые волосы и открыла новую бутылочку огуречного лосьона, который призван был сделать ее белую кожу буквально алебастровой. Впрочем, во всем этом была и хорошая сторона: Клер больше не держала на Фрэнсис зла за Айана Дугласа. Тот считался ухажером Клер, но предложение сделал почему-то Фрэнсис. Та без колебаний дала ему от ворот поворот, а теперь подобная участь ожидала его младшего брата, Кенарда, имеющего виды на Виолу: после разговора о графе Ротрморе ему, без сомнения, была уготована отставка.