Затем начался новый искус – поехали в церковь к венцу. Яркий свет паникадил, чад от многочисленных свечей, духота, десятки любопытных лиц, которые беззастенчиво глазели на жениха и невесту.
Суворов и Варюта шли между двумя плотно сбитыми рядами людей, жавшихся поближе к ковровой дорожке.
«Точно сквозь строй прогоняют!» – подумал Суворов.
А со всех сторон явственно доносился шепот:
– Это какой у него орден?
– И до чего худущий…
– Невеста-то, невеста! Краля бубновая!
– За едакого сухопарого идет…
– Пойдешь, коли у него, сказывают, десять тыщ душ!
Венчаясь, Суворов стоял навытяжку, словно на вахтпараде. Трудно было признаться даже самому себе, но приходилось: Александр Васильевич старался казаться чуточку повыше ростом, потому что рядом с Варютой он был как солдат с левого фланга рядом с правофланговым.
Наконец венчание окончилось. Оставалась последняя тягостная повинность – сидеть за свадебным столом. Начались бесконечные поздравления, тосты, крики «горько». Александр Васильевич готов был провалиться сквозь землю. Чтобы хоть как-нибудь преодолеть смущение и неловкость, он пил. И в первый раз в жизни захмелел.
Вспоминая теперь вчерашний день, Суворов не мог припомнить даже, когда и как он укладывался спать.
Суворов осмотрелся. Было уже поздно. В окна глядел не солнечный, но светлый от снега, прозрачный, морозный день.
«Совсем обабился, заспался! Срам! – с досадой подумал Суворов. – Скорее, скорей обливаться!»
Вылить на себя ведро холодной воды сейчас хотелось больше, чем когда бы то ни было, – голова после вчерашнего была еще немного тяжеловата.
Он осторожно выскользнул из-под атласного одеяла, стараясь не разбудить жену.
Возле кровати, на креслах и просто на полу, была разбросана одежда.
Новенький генеральский мундир небрежно свисал с кресла, касаясь одним рукавом пола. Тут же, в кресле, легким комком белело нарядное подвенечное платье Варюты.
Парик закатился под стол.
А брюки лежали на другом кресле – Александр Васильевич едва увидал их под ворохом юбок и прочего кружевного хлама.
Суворов скривился.
Он не стал надевать брюк, а просто сунул ноги в ботфорты, накинул на плечи мундир и тихо вышел из спальни.
«Разве теперь сыщешь этого пьяницу Прохора? Дрыхнет где-нибудь с похмелья. И куда девали мой плащ? Засунули, пожалуй», – думал Суворов, идучи из одной комнаты в другую.
Ни Прошки, ни кого-либо еще из слуг не было видно.
Только подходя к буфетной, Александр Васильевич услыхал голоса. Он остановился, прислушиваясь, нет ли кого чужого, – Суворов был не одет.
– Не ждите, Прохор Иваныч, ступайте отдыхать. Ваш барин нонче долго будет почивать: Варвара Иванна спозаранку подыматься не любить! – говорил бойкий женский голосок.