Вот и теперь посреди сражения тень надвинулась на лицо молодого человека и исказила его черты. На мгновенье он, по своему обыкновению, мысленно отодвинулся от происходящего, залетел куда-то высоко и далеко, чтобы оттуда увидеть себя, иронизирующего и равнодушного старичка, умершего несколько столетий назад от какой-нибудь подагры, окаменевшего сердцем да еще любующегося собой в тот момент, когда реплики его попадали в цель и Лариса Павловна начинала часто и со свистом вдыхать воздух.
Наш герой с отчаяньем сорвал присохшую корку, и рана закровоточила. Он увидел плоское от кухонного чайного света лицо Наденьки, которая вернулась к этому моменту на место действия с выражением внешнего спокойствия; он увидел ее глаза, в которых уже не было решимости и мстительности, а только боль; он увидел и топчущегося на месте дядюшку, откровенно страдавшего, и Ларису Павловну, которой, будем справедливы, тоже несладко было от скандала, и старушку Анну Кондратьевну, наконец, будто призывавшую Бога в свидетели, как в нарсуд. Все эти люди, в отличие от Пирошникова, жили — худо ли, бедно, мучаясь, страдая — неважно это, а он, кажется, уже утративший способность жить, лишь обозначал свое присутствие, притворяясь живым. Конечно, приятно, должно быть, сознавать себя существом, стоящим выше страстей, тем более довольно прозаических, существом разумным и даже не лишенным юмора, но право, читатель, в этом ли счастье? Пускай всезнайки с мертвым сердцем посмеются над моим героем, но все же он сорвал корку и сразу стал беззащитен и раним.
Вернувшаяся Наденька посмотрела на Владимира как-то отчужденно и даже равнодушно, ибо его поведение до сего момента и вправду показывало полную незаинтересованность молодого человека в происходящих событиях, словно они и не его вовсе касались, словно Наденька не из-за него терпела нападки, и это ее в глубине души обидело. Однако Пирошников, посмотревший вдруг на вещи по-иному, подошел к ней и заговорил, не обращая внимания на Ларису Павловну, которой, конечно, не стоило доверять его слов.
— Наденька, послушай меня, поверь мне! Прости меня, слышишь, только не думай, что я… Нет, я разучился говорить такие слова! Зачем это все? Я не стою ни твоих, ни Наташиных слез, не истязайте свои души, забудьте про меня… Дело вовсе не во лжи этой женщины, ложь умрет, но не тревожьте себя моим спасением. Вы пропадаете ни за что…
Сами понимаете, что давать такие козыри в руки Ларисе Павловне не следовало бы. Соседка сразу приободрилась, обнаруживши вдруг незащищенность и слабость нашего героя, доселе от нее скрытые. А посему на слова Пирошникова соседка отреагировала громким и победным смехом, показавшим, что речь нашего героя весьма уязвима, а обнародование его отношения к Наденьке и Наташе ничего доброго ему не сулит.