— Они нас встретят, — твердо сказал Толик. — Будет салют из ружья.
— Кто встретит? — спросил Владимир, все еще находясь под впечатлением соседкиной фигуры.
— Мама и папа.
Ах, вот зачем они плыли к Северному полюсу! До Пирошникова только теперь это дошло. Они плыли на рандеву с несуществующими родителями мальчика, поди ж ты! — и наш герой, обругав себя за несообразительность, подумал, что игра может завести слишком далеко, если обманет ожидания Толика.
— Слушай меня внимательно, матрос, — сказал Пирошников. — И крепче держи руль… На Северном полюсе нету твоих папы и мамы. Они находятся здесь.
Толик не шелохнулся, продолжая смотреть в иллюминатор.
— Они живут теперь здесь, в этом городе, — продолжал Владимир, уже предчувствуя последующие свои слова. — Этот корабль они привезли тебе. Это наш корабль. На нем мы будем вместе путешествовать.
И вот оно вырвалось, это слово «мы», разом объединившее его, Толика и Наденьку, объединившее непреднамеренно, но тем не менее вполне определенно и точно. Толик понял его смысл одновременно с Пирошниковым и, обернувшись, посмотрел на Владимира так, что мне этого не описать. Крушение легенды, за которую мальчик держался из последних сил, уже было подготовлено в его душе, и он его предчувствовал. И вот теперь он смотрел на Пирошникова, как будто понимая его шаг и то, как он ему дался; он смотрел с готовностью поверить и со страхом обмануться, с радостью и страданием одновременно, причем все это было выражено на его лице в крайней степени, так что Пирошников на секунду отвернулся, чтобы проглотить подступивший к горлу камень и вздохнуть всей грудью.
— Смотри прямо, матрос, — сказал он, кладя руку на плечо Толика. Мальчик повернул голову, и с минуту наши герои молчали. Пирошников кусал губы, злясь на себя и осмеивая, но ничего не поделаешь — слезы стояли у него на глазах, а грудь разрывало от боли. Он тряхнул головой, сбрасывая слезинки с ресниц, и попытался проглотить слюну, но во рту, как назло, пересохло.
— Право руля, малыш, — приказал он, но голос его дрогнул, и Пирошников, обхватив Толика рукой, притянул его к себе, наклонился и закрыл глаза, чувствуя, как боль покидает его, а сердце успокаивается.
Толик, очевидно, переживал нечто подобное, но молчал и сдерживался. Наш герой отпустил его и снова выпрямился, а мальчик опять взялся за штурвал. Рука Владимира, лежавшая на плече Толика, ощущала сквозь пижамку косточки этого острого и маленького плеча, целиком помещавшегося в ладони, которое слегка дрожало то ли от волнения, то ли от напряжения рук, сжимавших штурвал.