— Помочь нужно парню, — вздохнул дядюшка.
— Потребовать и призвать к порядку, — решительно возразила Лариса Павловна.
— И потребовать, не без этого, — согласился собеседник.
Пирошников осторожно оторвал Толика от перил и подтолкнул его наверх, шепча:
— Ну их совсем! Обождем, пока пройдут, верно?
Толик кивнул, показывая, что встреча с соседкою и дядюшкой тоже не доставит ему особой радости. Наши герои, стараясь не шуметь, стали подниматься, преследуемые голосами.
— Грамотный он шибко, — с болью сказал дядюшка. — Усложняет…
На что соседка с живостью возразила:
— Ах, это все напускное! Поверьте мне.
— О себе, видать, много думает, — продолжал вслух размышлять дядя Миша, причем Пирошников в этот момент почувствовал легкий укол совести и подивился дядюшкиной наблюдательности.
— Я вас предостерегаю в отношении Нади. Она ведь очень молода еще. Я желаю ей только добра, — внушительно проговорила соседка красивым голосом, и последнее слово мягко прокатилось по лестнице: «добррра…» Дядюшка загадочно вздохнул:
— Молодо-зелено…
— Но нравственность не должна страдать, не правда ли?
— Вроде и так, — с тоской сказал дядюшка и замолчал.
Пирошникова передернуло. Лариса Павловна рассуждала о нравственности, как вам это нравится? Наш герой ускорил шаг, и Толик, ведомый за рукав, вынужден был перейти на легкий бег. Они поднялись еще выше, однако дверь их квартиры не появлялась. Пирошников чертыхнулся, понимая, что опять начинается вся эта свистопляска, которая была сейчас уж совсем ни к чему. Внезапно сверху послышался топот, и через секунду на молодого человека и Толика уже набегал, прыгая через две ступеньки, бородатый теоретик, обогнавший их минуту назад. Он уже не насвистывал, лицо его было сосредоточенным и неподвижным. Бородач промелькнул мимо, обращенный мыслями внутрь, и скрылся внизу. Пирошников в недоумении разгладил лоб, соображая, кто же повинен в их повторной встрече — бородач или он сам? Кто кого вторично встретил, так сказать? Тут же он понял, что на этот раз аспирант профессора, по-видимому, заплутал на лестнице самостоятельно. Пирошников злорадно ухмыльнулся, но надо было предпринимать какие-то действия для собственного блага, а потому он решительно двинулся вверх, приговаривая:
— Ничего, малыш! Мы их всех, конечно, скрутим, хоть всех скрутить ужасно трудно.
Скандируя этот стих так, чтобы ударения приходились на каждую ступеньку, Пирошников с мальчиком поднялись еще этажа на четыре, не встретив, однако, знакомой двери. Голоса дядюшки и Ларисы Павловны к этому времени пропали насовсем, и на лестнице наступила тишина. Пирошников продолжал подъем размеренным шагом, экономя силы и дыхание, будто решил на этот раз переупрямить лестницу. Толик с серьезным видом вышагивал рядом и не задавал никаких вопросов, чем весьма радовал молодого человека.