— Володя, давай ко мне, жду! — просительно прокричал дядюшка снизу, на что Пирошников, облокотившись на перила и свесив голову в узкий пролет, отвечал, что идет, не двигаясь, впрочем, с места. Так они обменивались сигналами, причем возгласы дядюшки становились все настойчивей и нетерпеливей. Наконец Пирошников услыхал, что дядя Миша, выругавшись, двинулся наверх. Желая сыграть с ним еще одну шутку, молодой человек тоже пошел вверх и в полном соответствии с жуткими законами лестницы через некоторое время нагнал своего психиатра. Он неслышно подкрался сзади к уставшему уже и потому идущему неторопливо Наденькиному родственнику и кашлянул. Дядюшка обернулся, зрачки его на мгновенье расширились и даже блеснули кошачьим светом, но тут произошло неожиданное. Повинуясь скорее инстинкту самосохранения, родственничек ударил Пирошникова кулаком в живот, причем попал в солнечное сплетение, отчего наш герой согнулся, как перочинный нож. Дядюшка же, не раздумывая ни секунды, взвалил его поперек себя на плечи и, отдуваясь, помчался вниз. Бежать ему пришлось недолго, ибо он был остановлен явлением женщины в белой шапочке и шубке неопределенного цвета, которая стояла перед дверью все той же Наденькиной квартиры и названивала в звонок.
Дядюшка стряхнул Пирошникова с плеч и прислонился к перилам, обводя помутившимся взором полумрак. Пирошников произвел несколько взмахов руками, чтобы наконец свободно вздохнуть после дядюшкиного удара, а потом только обратил внимание на женщину, которая, как уже догадался читатель, была не кто иная, как Наташа, вчерашняя благодетельница (как позже выяснилось — в кавычках) нашего героя.
— Здравствуйте, — сказал молодой человек тихо и неуверенно добавил: — Наташа…
Дядя Миша снял шапку и вытер ею пот со лба, а Наташа, обернувшись на приветствие, сощурилась в темноту и так же неуверенно поздоровалась.
Тут открылась и дверь (старухой, все той же старухой!), и все молча последовали в квартиру, прошли по коридору в комнату и там уже принялись друг друга разглядывать. Наступило, как водится, неловкое молчание, затем наш герой предложил гостье снять пальто, и все разделись, после чего дядюшка, онемевший от потрясения, пошел к дивану и тяжело на него опустился. Пирошников остался стоять у двери, а новое лицо заняло место на стуле, сев на него и оправив на коленях юбку.
Настало время описать Наташу, о внешности которой по вине нашего героя до сей поры было так мало известно. Сделать мне это весьма приятно, ибо она была хороша собою да вдобавок держалась в эти минуты скромно, потупив глазки, так что трудно было предположить в ней женщину, решившуюся вчера на смелый со всех точек зрения поступок. Итак, Наташа была, как разглядел Пирошников, маленького роста женщиной с гибкой фигурой и мальчишескими чертами лица. Таких, я думаю, охотно берут на амплуа травести детские театры. Серые глаза, над которыми распахнуты были крылышки бровей, чуточку впалые щеки матового цвета, близко к которым спускались на плечи длинные пепельные волосы, вьющиеся у концов, миниатюрный носик, загнутый вверх ровно настолько, чтобы придать лицу пикантное выражение, но ни в коем случае не испортить общего вида, — примерно такой представилась нашему герою Наташа, что, впрочем, не означает истинности портрета, а говорит скорее о подготовленном уже в душе Пирошникова определенном для нее месте.