Я сидел на скамье, опершись спиной о стену, и, пока не попробовал встать на ноги, не понял, насколько в беспомощном состоянии нахожусь.
— Я не могу появиться перед нею в таком виде, — ответил я. — Я пьян как лудильщик. Возвращайся и скажи, что не нашел меня. Или нет, лучше уж скажи ей правду. Ступай.
Он стоял около меня, бормоча какие-то возражения.
— Проваливай, — грубо сказал я. — Или ты хочешь дождаться пинка в зад?
Я вспомнил, что, когда мы с ним виделись в последний раз, я помог ему — тосковавшему по дому туповатому парню — написать письмо матери. Он, вероятно, также вспомнил об этом, грустно взглянул на меня, повернулся и исчез за дверью. А я уселся на скамью, мрачно раздумывая над тем, как низко я пал, напившись настолько, что не смог бы даже устоять на ногах перед пославшей за мной миледи, не то что угрожать пажам ударом по заднице.
От ненависти к себе не было другого лекарства, кроме как еще одной кружки «Крови Иуды». Ах, какое подходящее название! Видно, какой-то поэт окрестил это вино. Для предателей в самый раз… Размышляя таким образом, я налил себе еще одну полную кружку, вернулся в свой угол и сел. Дымка поплыла снова, обволакивая этот последний грех. И тогда на кухне произошло всеобщее замешательство. Пажи, слуги, судомойки и повара засуетились, шаркая ногами, я с трудом поднял глаза — веки не слушались меня в пьяной дремоте — и увидел стоящую в дверях Анну.
По случаю праздника в зале она была в ярко-красном платье, но теперь на ней остались только серый нижний чехол да наброшенная на плечи шаль. Увидев меня, она остановилась, подняла руку и поманила к себе. И потому, что Анне здесь было не место, тем более полуодетой, я разом поднялся на ноги, прошел к двери и встал рядом с нею, ударом ноги закрыв за собой дверь. Мы стояли в полутемном коридоре, освещенном единственным канделябром.
— Вы должны пойти, — без обиняков сказала она. — Король прислал узнать, здесь ли вы еще, а королева желает, чтобы вы немедленно отправились к нему. Но прежде она хочет вас видеть. Она в полном отчаянии. Вы понимаете меня, Блондель? Я вижу, что вы напились до одури, но, надеюсь, не потеряли способность соображать?
— Я соображаю, — искренне заметил я. — Соображать-то легко, а вот устоять на ногах труднее.
Она совершенно спокойно улыбнулась и заговорщицким тоном спросила:
— Как же нам быть? Беренгария вбила себе в голову, что ей нужно поговорить с вами… — Анна забарабанила пальцами по стене, к которой я прислонился. — Вы должны попытаться, Блондель. Ступайте-ка во двор, обойдите его три раза да дышите поглубже, а потом вылейте себе на голову ведро холодной воды. Я буду ждать вас здесь.