Но все получилось совсем по-другому. Следующая новость пришла от Ричарда, который сообщал нам, что он выступил против мятежников, нашедших прибежище в Ноттингхемском замке, и уничтожил их. Иоанн в последний момент укрылся за юбками Элеоноры, которая привела его к преданному им брату, чье место он хотел занять. Могу себе представить состояние Элеоноры: «Из всех моих прекрасных сыновей остались только двое, и я, мать, должна примирить их». По-видимому, жертвой сентиментальности рано или поздно становится каждый. Элеонора избегала сентиментальности в юности, но поддалась ей в старческой немощи.
Ричард заявил: «Я прощаю тебя, Иоанн, и хочу с такой же легкостью забыть твои преступления, с какой ты просишь моего прощения».
Я прониклась к Ричарду теплым чувством за его слова, такие тонкие, благородные, остроумные и уничтожающие, но рассказ этот дошел до нас вместе с сообщением о том, что его повторно короновали в Вестминстере, чтобы смыть унижение заточения. Он вполне мог бы прислать за Беренгарией, чтобы жена присутствовала на коронации, и смыть еще более глубокий позор, более постыдный срам. Но он этого не сделал.
Беренгария приняла новый знак отвержения спокойно. Но удар был оскорбительным, у меня болело сердце за нее, и когда она снова заговорила об Эспане, я была рада возможности отвлечь ее от тяжелых мыслей.
Мы возвратились в тесные комнатушки в конце епископского дома, и пользуясь яркими весенними днями, уезжали верхом на поиски наилучшего места для строительства. Нам пришелся по сердцу участок на пологом склоне, к которому подступала березовая роща; у его подножия сверкали воды Луары. Холм и роща защищали участок от северного ветра, а над всей долиной господствовал, словно на страже, небольшой, но весьма внушительный замок сэра Годрика Л'Эспана. Меньше чем за две недели мимолётная, смутная идея отлилась в полную определенность. Чего бы это ни стоило, были все основания говорить о будущем доме вполне серьезно, и Беренгария, разъезжавшая верхом на открытом воздухе или сидя в полдень с закуской на каком-нибудь пне, выглядела более здоровой и счастливой, чем в тот день, когда мы выезжали из Памплоны. Женщины всегда нуждаются в чем-то, что отвлекало бы мысли от самих себя и от их мужчин, — возможно, именно поэтому Бог дает почти всем им так много детей.
Решить, что место подходящее, было нетрудно. Получить его во владение оказалось куда труднее. Все земли на многие мили вокруг принадлежали сэру Годрику, а он не желал продавать ни дюйма своих владений, и Беренгарии в особенности. Он был грубым, веселым, необразованным, но очень практичным человеком. Было очевидно, что ему представлялось весьма странным видеть королеву разъезжающей верхом по окрестностям в поисках участка земли для постройки дома. Собственно говоря, любой замок и любое поместье, каждый клочок земли принадлежали ей — или, по меньшей мере, королю — и если она не могла найти подходящее место для своей резиденции — что ж, оставалось только пожалеть об этом, и его величеству следовало бы что-то предпринять. Он, Годрик, не желает потворствовать такому сомнительному плану, это может доставить ему неприятности. На прямой вопрос о том, каковы же эти неприятности, он не ответил. Все дело было в том, что у него не лежало сердце к нашему проекту и он не хотел иметь к нему никакого отношения.