— Масло закончилось, — извиняющимся тоном произнесла Зара. — Марианна перестала заботиться о нас.
— Ну что ж, — отозвался Стефан.
Чон исподлобья посмотрел на него, потом взял в руки свою тарелку и принялся языком слизывать с нее кашу.
— Перестань, — сказала ему Зара, — возьми ложку.
— Что — неприлично? Хорошо. Стеф, дай мне ложку.
— Я принесу, — заторопилась Зара.
Пока она бегала на кухню за приборами, Чон сказал Стефану:
— Прости, Стеф. Судьба! Честное слово, судьба как-то так повернулась…
— Не беспокойся, брат.
— Ну хорошо, что ты все правильно понял. Мы с Зарой хотим пожениться.
— Хорошо. Что это за музыка?
— Восьмая симфония Шостаковича, — отозвался Чон, немного оживившись. — В юности, когда кошки скребли на душе, я ставил эту пластинку. В унисон душе воют и воют эти чертовы скрипки. Странный мелодический рисунок… Словом, ничего, если мы поженимся?
— Ничего, — равнодушно бросил Стефан.
— Прости, я знаю, ты любил Зару.
— То было дело молодое, — оборвал его Стефан. — В молодости, брат, чего только с нами не происходит. Спасибо за завтрак, Зара. Мне пора.
Когда он ушел, Зара осторожно заметила:
— Какой-то он странный.
— Все мы какие-то странные, — дирижируя ложкой, отозвался Чон.
Прошло два месяца. За это время Зара сильно переменилась, и Юрий Лобов не мог нарадоваться на нее. Она являлась на ежедневные утренние занятия раньше всех и уходила после того, как оканчивались репетиции тех сцен задуманного Юрием балета, в которых она не принимала участия. Юрий догадывался, что дома у нее происходило нечто такое, что и вызвало необычайное усердие к занятиям, которого прежде не наблюдалось, но вопросов не задавал.
Зара искала утешения в работе. Самостоятельной партии Юрий ей пока не предлагал, но она знала, что предложение скоро последует. Он готовил труппу, которая за последние полгода несколько расширилась, к конкурсу балетно-танцевальных ансамблей. Конкурс должен был состояться в октябре. С какой постановкой Юрий собирался выдвинуть свою труппу на конкурс, никто, кроме Зары, не знал. То есть Зара догадывалась, что это будет балет «Иосиф Прекрасный», который учитель Лобова Голейзовский в 1925 году поставил на сцене Большого театра, поскольку часть труппы репетировала «Еврейский танец» и «Египтянок» — номера, входившие в состав «Иосифа». Как только художники и декораторы заработали в мастерской по соседству с репетиционным залом, сооружая пирамиды с расходящимися по бокам лестницами, Зара поняла, что ее догадка верна и что не кто иной, как она, будет танцевать партию царицы Таиах, пытавшейся обольстить Иосифа.