Лондон, Гайд-парк, 8 апреля 1912 года.
Она упала на колени и разрыдалась, а он настороженно огляделся. Как он и предполагал, парк в это время суток выглядел безлюдным — до моды на бег было слишком далеко, а для бродяжек, ночующих на скамейках под газетами, слишком холодно.
Он бережно завернул хронограф в покрывало и засунул его в рюкзак.
Она села на корточки в море крокусов, отцветающих под деревьями на северном берегу Серпентин-лейк. Её плечи вздрагивали, всхлипывания напоминали отчаянные стоны раненого животного. Он едва мог это вынести. Но он знал по опыту, что её нужно оставить в покое, поэтому он просто сел рядом с ней во влажную от росы траву, уставился на гладкую поверхность озера и стал ждать.
Ждать, когда ослабнет её боль, которая, видимо, никогда её уже не оставит.
Ему было так же плохо, как и ей, но он старался держаться. Она не должна беспокоиться ещё и о нём.
— Уже изобрели бумажные носовые платки? — всхлипнула она наконец, обращая к нему залитое слезами лицо.
— Без понятия, — ответил он. — Но я могу предложить тебе настоящий батистовый платок с монограммой.
— «Г М». Ты украл его у Грейс?
— Она сама мне его дала. Ты можешь полностью засморкать его, принцесса.
Состроив кривую гримасу, она вернула ему платок.
— Он пришёл в совершенную негодность. Извини меня.
— Да ну! В это время, наверное, такое развешивают на солнце и потом опять используют, — ответил он. — Главное, что ты перестала плакать.
В её глазах снова появились слёзы.
— Мы не должны были бросать её на произвол судьбы. Мы ей нужны! Мы не знаем, сработает ли наш блеф, и у нас нет никаких шансов узнать это!
Её слова кольнули его.
— Если бы мы погибли, мы бы ещё меньше помогли ей.
— Если бы могли спрятаться вместе с ней, где-нибудь за границей, под чужими именами, только пока она не подрастёт…
Он прервал её, резко мотнув головой.
— Они бы нас везде нашли, мы это обсуждали уже тысячу раз. Мы не бросили её на произвол судьбы, мы сделали единственно правильное — мы обеспечили ей жизнь в безопасности. По крайней мере на ближайшие шестнадцать лет.
Какое-то время она молчала. Где-то вдали ржала лошадь, а с Вест-Кэрридж-драйв доносились голоса, хотя была уже почти полночь.
— Я понимаю, что ты прав, — сказала она наконец. — Просто очень больно знать, что мы никогда её не увидим. — Она провела рукой по заплаканным глазам. — Но нам по крайней мере не будет скучно. Рано или поздно они выследят нас в этом времени и натравят на нас Стражей. Он не откажется без борьбы ни от хронографа, ни от своих планов.
Он усмехнулся, увидев в её глазах отблеск жажды приключений, и понял, что кризис временно миновал.
