— Как раз наоборот! Не нашёл.
— Джарод, вы говорите загадками. Но, в любом случае, я очень за вас рада! — она улыбнулась и предложила: — Хотите чего-нибудь выпить?
— С удовольствием!
Я был слишком взбудоражен, большая порция текилы дала мне возможность расслабиться и перевести дух. Через четверть часа, пожимая Монике руку на прощание, я думал, что передо мной лучшая — после Мии! — женщина на свете. А весенний Чикаго в неоновом свете вывесок и реклам, мелькавший за окнами такси по дороге в аэропорт, казался мне самым прекрасным городом, где я когда-либо бывал.
Способность рассуждать я обрёл только в самолёте. Мия мне не сестра и вообще не родственница, это факт. Как тогда могло получиться, что её родной брат — брат и мне? В анализе, который осуществил я сам, я не сомневаюсь. Но из тех экспертиз, которые якобы провели в Центре, одна явно была фальшивой. Знать бы ещё, которая! Либо мистер Лайл — вовсе не близнец мисс Паркер, либо никакие кровные узы меня с ним не связывают. Кто наши с Мией отцы — вообще непонятно. В глубине души я, как и она, склонен доверять этой случайно найденной записке. Но если мой отец — мистер Рейнс, родной брат мистера Паркера, а Мия — родственница мистера Паркера, что, вроде бы, тоже подтвердили в лаборатории Центра, она должна быть и моей родственницей. Снова фальшивая экспертиза, или всё-таки ложный след?
Мой отец — мистер Рейнс… Нечего сказать, достойный итог поисков! Если бы я обнаружил это в другой ситуации, я бы счёл это трагедией. Но после недавнего потрясения мысль о том, что я — Паркер, только мешает мне, как камень в ботинке. Да, приятного мало; да, вопросов теперь больше, чем ответов. Но, в конце концов, отцовство мистера Рейнса нужно ещё доказать, а я не стану доказывать! Хватит совать руки в банку с пауками! Завтра… нет, уже сегодня мы с Мией уплывём в другое полушарие, всё остальное больше не имеет значения.
Дождь на побережье давно закончился, стало ясно и очень тепло. Когда я добрался до «Надежды», уже почти рассвело. Мы договорились с Мией, что сегодня она придёт не слишком рано, чтобы ей не пришлось меня ждать. В салоне пахло цветами и чем-то трудноуловимым, прочно ассоциирующимся у меня с ней. Вот тут она стояла вчера, направив на меня пистолет. А там — сидела, когда я брал у неё кровь. А тут сидел я, закрыв глаза и стиснув зубы, чтобы не заорать от боли. Жуткие воспоминания! Но их быстро вытеснили другие: здесь же мы поцеловались в первый раз, и пили виноградный сок за её новую жизнь, и самозабвенно занимались любовью. И всё это — одна неполная неделя! Я снял куртку, разулся и лёг на диван с намерением отдохнуть минут двадцать, а потом готовиться к отплытию, но мгновенно уснул.