«Празднуют, что Алевчука поймали, — укоризненно подумал ефрейтор. — Хотя за него да за лошадей Елизаров с вахмистров, верно, слетел бы…» И вдруг обожгла мысль, что после этого побега его не пустят на побывку.
— Садись, Александра, с нами снедать, — предложил Елизаров. — Возьми в палатке ящичек. Водки налить?
Когда Иванов сел по второму приглашению, вахмистр сказал:
— Есть до тебя, братец, невеселое. Завтра поведем на торг последних бракованных. А в четверток тронемся. Только пойдем не прежней дорогой, а в Тамбовскую губернию, на завод к майору Страхову. Сторговал вчерась поручик у него заглазно тридцать коней, которых не хватало, и дадим оттого крюку более ста верст. Я нонче говорю: «Хорошо ли, ваше высокоблагородие, кота в мешке покупать?» А он одно твердит, что слово дал. — Елизаров помолчал. Нечего было сказать и ефрейтору. — Так к чему все толкую? — продолжал вахмистр. — Не выходит мимо твоей родины путь, а после Алевчука у поручика отпуска тебе форменного на много дней просить не стану. Знаю, не даст.
— Так точно, — сказал Иванов из вежливости.
— Коли ту весну, бог даст, снова с нами пойдешь, то вот крест святой — отпущу, — перекрестился Елизаров. — А ноне уж прости…
— И так премного доволен, господин вахмистр, — ответил Иванов и хотел было встать.
— Сиди! — приказал Елизаров. — Еще хочу совет дать. Герасимыч сказывал, будто сродственника сыскал.
«Неужто Красовский про Дашу и про Степку все наболтал?»— про себя охнул ефрейтор и отрапортовал:
— Так точно, племяш родной с барином нашим на ярманку приехавши.
— Парень верный? Не зашибает?
— Нет, молод еще.
Вахмистр понизил голос, хотя поблизости никого не было:
— Так и отправь с ним, что хотел, родителю. Оно верней нашей судьбы… Да скажи: Алевчука не ты ль угостил?
— Я. Да во сне ведь. Только нонче и понял, как все услышал. А как догадались?
— Курин, сосед ваш, мне сказал. Слыхал скрозь сон возню, потом как Алевчук охал, и тоже не сряду умом дошел. Вот и нечего тебе людей искушать. Хоть не все у нас такие, а все же…
— Слушаюсь, господин вахмистр.
Через полчаса Иванов шагал в город, неся узелок, в котором сложил подарки родным. На ярмарке зашел к армянину-серебрянику и купил табакерку с чернью, после чего направился на Кузнецкую улицу. Шел и думал, невольно сжимая кулаки:
«Лучше бы не видеть Степку проклятого, а то не ровен час… Ах, дать бы ему по сальной харе, чтоб помнил… Так ведь на стариках, на братьях, на Мишке выместит…»
Посредь двора стояла телега, увязанная кладью. Из сарая вышел Мишка с ведерком дегтя. Увидев дядю в калитке, заулыбался, крикнул на залаявшую собаку.