— Александра. Она открыла глаза.
— Пожалуйста, лежи очень тихо. Тебе не больно?
— Нет, но я не знаю, как будет дальше, и это меня пугает.
— Обещаю тебе, в следующий раз я сделаю это очень медленно. Клянусь тебе, но не в этот раз. Пожалуйста, не двигайся. Если ты пошевелишься, я сойду с ума. Ты понимаешь? — Она подняла на него удивленные глаза. — Просто скажи, что понимаешь.
— Понимаю.
— Вот и хорошо. Не знаю, что со мной такое. Такого никогда не случалось. Так не должно быть или… — он почувствовал, как ее мышцы плотно обхватили его, застонал, напрягся и тяжело задышал. Чертыхнулся и закрыл глаза. Глубоко вошел, потом вышел из нее, но только затем, чтобы потом снова мощно войти; руками он упирался в ее бедра, приподнимая их.
Он закричал, достигнув пика своего наслаждения, закричал как сумасшедший, закричал так, как никогда не кричал в своей жизни. Потом упал на нее, целуя и шепча слова утешения, пробуя на вкус ее слезы, тепло ее рта; ему не хотелось выходить из нее и он продолжал двигаться в ней и просто не верил, что такое могло с ним случиться, и никак не мог остановиться.
Наконец он успокоился и затих. Он снова сделал это. Полностью утратил над собой контроль и забыл, кто он и что он. Эта женщина забирает у него всю его волю. С этим нельзя примириться. Он нахмурился. Она плакала; лицо, окруженное спутанными волосами, было бледным.
— Мне очень жаль. — Он оторвался от нее. — Клянусь, что в следующий раз я сделаю все очень медленно и не напугаю вас. Мне правда очень жаль. — Он встал, его грудь тяжело вздымалась. — Мне очень жаль, — повторил он, глядя на ее раскинутые ноги, — но я не могу…
Он потянулся за халатом, но был остановлен тихим, но очень злым голосом:
— Если вы снова сейчас убежите, Дуглас Шербрук, то клянусь вам, я уеду из Нортклиффа в Лондон и там расскажу всем, что вы свинья и как любовник — ничто. Все женщины в Лондоне узнают, что вы совершенно не умеете владеть собой и вообще буйно помешанный, и что вы не в состоянии думать ни о чем, кроме собственного удовольствия. И еще, что вы слишком волосаты и много потеете!
— Черт возьми, это вы виноваты! Если бы вы не были такой…
— Какой такой? Такой невероятно красивой? Такой совершенной?
— Ну, нет, конечно, вы не.., то есть не совсем.., просто.., это вы во всем виноваты. Еще ни одна женщина не доводила меня до подобного состояния, до такого помешательства, и Господь знает, что вы — совсем не то, что ваша сестра и…
— Да, черт возьми, я — не моя сестра! Я — это я, и тем не менее вы не можете даже посмотреть на меня спокойно.