Когда Саройя отвела руку в попытке ударить Лотэра во второй раз, его ухмыляющееся лицо приобрело убийственное выражение.
— На первый раз прощается, богиня, но повторение будет неразумным.
Её рука дрогнула. Лотэр был отъявленным убийцей, а она оставалась уязвимой до тех пор, пока волею обстоятельств заточена в этой смертной оболочке.
Несмотря на то, что её дух продолжит своё существование и после смерти девушки-носителя, как происходило всегда, Саройя желала для себя именно это тело. Она была настроена сохранить его живым и невредимым. И для этого ей понадобится помощь вампира.
«Как унизительно».
— Отпусти меня, Лотэр.
Он подчинился без лишних слов. Саройя отступила назад, рассматривая его впервые за прошедшие годы.
Разумеется, он мог измениться лишь незначительно, навеки застывший в своём бессмертном облике. В его стройном, но мускулистом теле было как минимум шесть с половиной футов роста[1]. Черты лица безупречны. Широкие скулы и мужественный подбородок с ямочкой покрывала золотистая щетина. Прямые светлые волосы спускались до воротника, густые… и заляпанные кровью.
— Ты убивал? Не дождавшись меня?
— Да, чтобы обеспечить твой побег из тюрьмы.
Наконец-то она вырвалась из той чёртовой дыры!
Саройя огляделась вокруг и нашла, что здесь лишь немногим лучше, чем было там. Всё помещение отделано со вкусом, в роскошных тонах и явно дорогих тканях, но совершенно лишено деталей — не считая груды раскуроченного мрамора и разбитых на мелкие кусочки ваз.
Богиня предпочитала изысканность и кричащее убранство гробницы, переполненной принесёнными ей жертвами, до самого верха заваленной трофеями из тел и костей.
Переливающийся шёлк чёрного цвета на фоне залитого кровью гранита...
— Куда ты меня привёл? — обиженно спросила Саройя.
— Мы в Нью-Йорке, — ответил он. — Это один из наших домов.
— Я полагаю, мы владеем многими.
— Да, нам принадлежат поместья, виллы, шато. Любой дом, который только пожелаешь, будет твоим.
Как будто она не знала об этом до сих пор. Богиня опустила взгляд на свою руку и уставилась на стекающую по ней алую дорожку.
— Ты меня укусил? — возмутилась она и, прищурившись, добавила: — И даже не думай обманывать.
На щеке мужчины дёрнулся мускул.
— Ты знаешь, Саройя, я не могу лгать.
Рождённые вампиры были физически не способны на это. Любая, даже самая незначительная ложь буквально обжигала им глотку, заставляя чувствовать невыносимое жжение в горле. Вампиры называли это состояние «рана обмана».