– Вот мы, ребята, сегодня хорошо заработали. Смотрю на вас, рады-радешеньки… – водитель закашлялся. – А чему рады, денежке? Бумажкам этим? Так то – мусор!.. На них разве радость купишь?.. Поведаю я вам одну историю… – рассказывал он, как всегда, обстоятельно, не торопясь. Словесные обороты порой употреблял книжные, в нужных местах делал паузы. Начитанный был у нас водитель.
Тайком вздохнув и посмотрев на часы, мы с напарником приготовились слушать.
– Да!.. Сам я – детдомовский, рассказывал уже… Зимой сорок первого мне в аккурат шестнадцать исполнилось. Немец уже Питер окружил. Пошел я в военкомат… Возьмите, говорю, на фронт, а то сбегу… Годок себе прибавил, конечно. Однорукий дежурный майор обматерил меня и прогнал. Подрасти, мол, сначала, вояка, – Кирилл Васильевич помолчал.
– Но, видать, на заметку меня взяли… Через год, когда уже мы с голодухи кошек жрать стали, вызывают. В этот раз особист со мной беседовал… "Хочешь, – спрашивает, – послужить Родине"? "Хочу!" – говорю, – а у самого сердце прыгает. Полтора года натаскивали. Только – немецкий и рация. День и ночь – морзянка, засыпал, бывало, на ключе… Почерк так вырабатывали. Чтобы знать, значит, кто на связь выйдет. Ну, еще с парашютом три раза прыгнул.
Осенью сорок четвертого погрузили ночью в транспортный самолет. А под утро сбросили. Шесть человек нас было: все "волкодавы" – НКВДшники и я, пацаненок, с ними… Куда? Зачем? Ничего я не знал…
Кирилл Васильевич размял беломорину и помолчал, задумавшись. Кожа на острых скулах натянулась, морщинистое лицо закостенело. Перед нами сидел старик – одинокий, больной и усталый.
– Не томи, Василич, – попросил я старика.
– Наливай, Михаил, по второй, – велел водитель. – Эх, как ее только беспартийные пьют! – крякнул он, поморщившись.
– Да!.. Приземлились мы в лесочке, под Берлином. Немцы-антифашисты встретили. Разобрали по одному, попрятали. Я в свинарнике хоронился, с Борькой-боровом, или как там у них, фрицев, кабанов называют?.. А на следующую ночь так же, по одному, провели в город. И через люки спустили в канализационный коллектор. А там уже ждали ребята-разведчики – те, кого мы сменить прибыли.
Кирилл Васильевич закурил, пыхнул папироской.
– Спустился я по осклизлой ржавой лесенке в колодец и словно на тот свет попал. Будто Рубикон перешел. Старики говорят: это было до войны. А я про себя так считаю: это было до коллектора, а то – после…
В первый момент ничего не видел: тьма, сырость и дух канализационный. Переступил ногами – вода… Хлюпнуло громко, как в пустой бочке. Постоял, прислушиваясь: могильная тишина, будто заживо меня погребли.