Я нанялся на один корабль, идущий в Лиссабон, простым матросом, но когда мы пересекали Атлантику, у меня от страха все валилось из рук, так я боялся мести ангела моря.
Из Португалии по суше я добрался до Палестины – путешествие отняло у меня два года. Здесь я записал все свои приключения…
Что же до нашего капитана Микаэля Рапопорта, то я о нем больше никогда не слышал. Ходили слухи, что „Кровавый меч“ пропал бесследно.
А сейчас дай мне немного поспать, я устал. Утром я расскажу тебе еще кое-что…
* * *
Рассказ солдата
С этими словами старик откинулся на подушки и забылся тяжелым сном. Еще бы – он рассказывал мне это почти до рассвета. Окна нашего госпиталя, выходящие на восток, покрылись розоватыми отблесками.
Я не знал – верить ли ему, или это обычный старческий бред? Я посмотрел – Иче-Янкель спал, я тоже решил немного подремать.
Утомленный рассказом старика (а еще больше тем, что мне всю ночь пришлось внимать истории на древнееврейском), я проснулся довольно поздно. Кровать Иче-Янкеля была пуста и уже почему-то застелена, по госпиталю сновали санитары – лично наш главнокомандующий, сам непобедимый Наполеон Бонапарт должен был посетить госпиталь.
Ну что тебе сказать? В тот день я видел великого императора вот точно так, как сейчас тебя. Он подошел к моей койке и спросил:
– Как самочувствие? Ты был ранен?
– Никак нет! Дизентерия, господин Первый Консул!
Маршалы, стоявшие за его спиной, сопроводили мой диагноз дружным хохотом. А я ответил:
– Хоть сейчас готов снова в бой за Францию и нашего Первого Консула!
– Хорошо, – Наполеон посерьезнел, – тогда сегодня же выписывайся, нас с тобой ждут великие дела.
И удалился со свитой по больничному коридору, навещать остальных раненых и заболевших солдат.
Пока я собирал свои вещи и получал бумаги, то все время поглядывал на пустующую койку Иче-Янкеля. В царящей в госпитале суматохе никто не мог мне ответить, куда он делся. Вещи его так и оставались вокруг койки. Когда я уже затягивал свой вещмешок, в палату завели французского солдата, раненого в стычке с шайкой бедуинов, и положили на койку старика, предварительно сменив на ней белье.
Я пожелал земляку скорейшего выздоровления, и прихватил холщовый мешок, в котором старик держал свиток индейцев майя (по крайней мере, так он описывал эту странную вещь), и тетрадь со своими записками, сделанными на святом языке. Холодными вечерами на бивуаках я разбирал их, и во многом передаю тебе его рассказ, подпитывая свою память этими записками. Много раз спрашивали меня солдаты, что это я читаю, но никогда у меня не возникало искушения пересказать им страшную историю старика.