Человека, убитого в день похорон Пэта, звали Роджер Ли Фэрли. Есть его некролог.
Почитайте дневник и просмотрите вырезки из газет.
Не очень уверена что понимаю, что все это значит, но ваш визит напугал меня.
Последние несколько дней заставили меня заглянуть к себе в душу. Достаточно. Я не вынесу еще одну ночь наедине с этим кошмаром.
Я стара и скоро умру. Но прошу вас только об одном. Если мои подозрения подтвердятся, пусть этот позор не коснется нашей дочери.
Прошу прощения за свою грубость в прошлую пятницу.
Полна раскаяния ваша
Марион Луиза Уиллоуби Вехоф.
Сгорая от любопытства, я дважды проверила сигнализацию, сделала себе чаю и, с конвертом пошла в кабинет. Приготовив блокнот и ручку, я открыла дневник и обнаружила застрявший между страниц еще один конверт.
Я вытащила его и по столу разлетелись аккуратно вырезанные газетные статьи.
Некоторые были без опознавательных знаков, другие же из «Шарлотта Обзервер», «Роли Ньюс энд Обзервер», «Уинстон-Салем Джорнал», «Эшвиль Ситизен Таймс», в народе известный как «Голос гор», и «Чарльстон Пост&Курьер». Большинство из вырезок было некрологами, но некоторые были небольшими статьями. В каждой говорилось о смерти определенного человека.
Поэт Кендалл Роллинз скончался от лейкемии 12 мая 1986 года. У него остался сын Пол Хардин Роллинз.
Волосы у меня встали дыбом. В списках служащих в H&F было имя П. Х. Роллинз. Я сделала заметку в блокноте.
Роджер Ли Фэрли разбился на самолете в Алабаме 8 месяцев назад. Так вот что имела в виду миссис Вехоф. Я записала имя и дату — 13 февраля.
Самая старая заметка описывала аварию на шоссе в 1959 году, в которой погиб Энтони Аллен Бёркби.
Остальные имена мне были незнакомы. Я просто записала их вместе с датами их смерти, сложила обратно в конверт все вырезки и принялась за дневник.
Первая запись была сделана 17 июня 1935 года, последняя — в ноябре 2000. Просматривая страницы, я заметила что почерк несколько раз менялся, и предположила что писали разные люди. Последние три декады были написаны таким мелким почерком, что прочитать было очень трудно.
Вернувшись к первой странице, я подумала что Мартин Вехоф был и в самом деле скрытным человеком. В течение следующих двух часов я продиралась сквозь выцветшие страницы, время от времени поглядывая на часы, отвлекаясь на мысли о Люси Кроу.
В записях не было конкретных имен — сплошь и рядом были клички и коды: Омега, Ил, Хафр, Чак, Ицмана.
Я узнавала то имя египетского фараона, то греческую букву. Некоторые коды что-то мне напоминали, а некоторые вообще были неизвестны.