— Яков! — позвал он и ступил на неровную колею дороги.
— Ась! — откликнулся тот и остановился.
— Постой, поговорить надо.
Яков только теперь узнал подошедшего Егора Герасимовича и выжидательно смотрел на него, ничего не отвечая.
— Пройдем маленько, — сказал Жаркий. — Вот туда хоть, к околице.
Идя рядом, миновали неосвещенный и безмолвный дом Якова, вышли за плетень и остановились.
Уже заметно стемнело. Майор снял фуражку и провел рукой по лицу.
— Яков… — как бы с трудом выговорил он. И, помедлив, продолжал не то, что просилось на язык: — С Кавказа-то есть ли что?
— Есть, — отозвался Подтягин. — Все там ладно. Определили в Тенгинский полк, ефрейтором за отличие произвели.
— Внук-то растет?
— Гренадер, — прозвучало гордо в полутьме.
— Окрестили как?
— Яковом… Отец в письме наказал.
— А Настя?.. Настасья Яковлевна? — решился наконец спросить майор.
— Дожидается… Только тем и живет…
И они разошлись.
Яков Федорович сказал правду — Настя жила ожиданием.
Всем существом ее нераздельно владело напряженное и неколебимое ощущение, что Александр Дмитриевич вот-вот вернется. Каждый звон колокольчика на тракте заставлял встрепенуться и прислушаться. Несчетное число раз выбегала она к воротам и, стоя за ними на дворе, слушала, опечаленная и взволнованная, как проносится мимо безучастный проезжий. А ночью, когда вставала кормить маленького Яшу, каждый далекий стук телеги или звуки голосов наполняли надеждой и волнением.
Она хорошо понимала, что так скоро он навряд ли приедет, меньше года прошло… И все-таки… Вдруг?.. Ведь она так ждала и хотела этого…
А пока не было его живого и любящего, она видела его во всех уголках дома. Вот тут он сидел, тут лежал больной, вот этот стул стоял у его двери, это платье он видел на ней. Вот его краски, книги, вот подушка, на которой он спал. Он был в ней самой, в ее сердце, в ее душе, в крови, в каждом дыхании. Она и без писем знала, что там, далеко, он тоскует и рвется сюда, думает о ней. И сама тосковала, рвалась и думала, тянулась к нему через неведомые пространства. Но представить его могла только здесь, рядом с собой.
Каждый день начинался с мысли, что, может, он уже приближается, может сегодня приедет, что с каждым часом, с каждым отзвучавшим словом и сделанной работой желанная минута все ближе.
Это была ее первая любовь, нежданно пришедшая и безраздельно захватившая, удивительная и прекрасная, осветившая весь мир счастьем и так нежданно и жестоко оборванная. Жизнь без Александра Дмитриевича была лишена смысла и цвета, пуста и неестественна. Настенька как бы шла теперь в серой полутьме, но видела яркий свет позади и впереди. С нежностью и благодарностью оглядывалась назад, с надеждой и уверенностью смотрела вперед.