— Кто же это? — спросил я. — Не тот ли, что офицера-то вон несет? Или это его самого спасают?
— Нет, то другое. А это — дедушка мой.
— Значит, он в сражениях все эти ордена заслужил! — сказал я восхищенно.
— Да, и он всю Отечественную войну вплоть до Парижа прошагал… — отозвался старый учитель.
— А кто же он был? Форма-то какая красивая!
— Форма действительно заметная, — согласился Яков Александрович. — А был он гренадерский тамбурмажор. Слыхал такой чин?
— Нет, не слыхал еще.
— Теперь-то их нету уже. Лет сорок никак вовсе должность упразднили.
— А что же он делал? — не унимался я.
— Делал? А вот в этаком мундире впереди полка маршировал, — сказал учитель, улыбаясь и любовно смотря на портрет.
Мне представилось что-то повыше командира полка, но пониже генерала. На том объяснение и окончилось, а вслед за тем кончился и мой первый визит к Якову Александровичу.
Родители мои тоже подружились с учителем. Приезжавший по воскресеньям отец подолгу с ним разговаривал о земских делах, о Государственной думе и играл на крылечке в шахматы. А мать, приглядевшись к Якову Александровичу, доверилась ему совершенно. И, надо сказать, вполне основательно. Особенно проявилось это, когда мы с учителем стали вместо чтения ходить на реку. Он никогда не одергивал меня, не учил, как вести себя, не приказывал, а просто разговаривал на всякие интересные нам обоим темы без тени превосходства, лишь изредка замечая: «Знаешь, брат, там песок сырой, ты бы повыше сел. Вон на траву-то…», или: «Ты бы, Володя, не прыгал. От этого задохнешься и станешь кашлять». И слушался я его беспрекословно.
Иногда, выкупавшись, учитель ложился рядом со мной на песок, рассказывал о ракушках, рыбах, водяных жуках, ивняке, из которого плетут корзины, показывал, как это делают. А то ловко строил из песка и щепок, которых всегда было много у берегов этой сплавной реки, домики, замки или окопы с крытыми блиндажами.
— Вот и мы так-то на Балканах из снега делывали, — сказал он однажды.
И тут я узнал, что когда-то Яков Александрович участвовал в войне с турками и дошел до самого Константинополя.
Но этак обмолвился он уже совсем к концу лета, и порасспросить толком мне его не удалось.
Учителя часто навещали ребята. Школа была построена в лесу, у дороги, с тем чтобы обслуживать пять деревень, ближняя из которых находилась в полутора верстах. И летом ребята прибегали, чтобы принести учителю грибов, зеленых мелких яблок, переменить книжки в школьной библиотечке.
Когда детские голоса раздавались у крылечка учителя, меня очень туда тянуло, но мать напоминала, что я еще кашляю и могу заразить посетителей Якова Александровича.