— Время идти на обед. Увяжи в снопы, что накосила, и отправляйся.
Он повернулся и зашагал прочь.
У неё пылали щёки, в голове шумело. Сухие губы произвольно кривились. «Неужели… подумали, что я отступлюсь?» Потом, овладев собой, посетовала: «Надо было мне всё же расспросить Атака, к чему это он клонил». Огульдженнет подняла голову, но Атак уже подходил к ряду хибарок у арыка. Он ступал широко, уронив голову на грудь. Ей он показался вконец опечаленным.
«Ведь он не хочет, чтобы меня люди перестали уважать, вот и беспокоится. Ох, я пустоголовая! — укорила себя Огульдженнет. — Не понимаю самого простого…»
Всё же она, припоминая свои слова и поступки, не могла обнаружить в них ничего предосудительного.
— Проклятая война, всё от неё! — решила она в конце концов. — Заставляет людей всюду видеть недоброе…
В час, когда косцы отправились на обеденный перерыв, из села верхом на ишаке прибыл Хайдар-ага.
— Здорова ли ты, голубушка? — осведомился он, пристально глянув в опечаленное лицо невестки. — Всё ли благополучно тут, а?
Огульдженнет улыбнулась, закивала головой. И неожиданно сама спросила свёкра, тихим голосом, из-под яшмака:
— Скажите… а в доме как дела?
Кажется, в первый раз она осмелилась к нему обратиться с вопросом. И старик не удивился и не рассердился. Подумал только: «Э, какое время, ни на что запрета нет!..» Затем, достав из-за пазухи треугольник из серой бумаги, протянул невестке:
— Возьми. От нашего Чопана.
У Огульдженнет точно сдуло ветром с души оскорбительные намёки деверя. Она почувствовала себя как на крыльях… Ямочки появились на щеках, и глаза вспыхнули электрическими огоньками. Хайдар-ага не стал допытываться, отчего была она невесёлой минуту назад. Подождав, пока она прочтёт письмо до конца, старик возвестил:
— Невестушка, отныне семья остаётся на твоём попечении. Я приехал прощаться. Завтра отправляюсь на службу, в рабочий батальон…
Огульдженнет смотрела на свёкра округлившимися глазами, не зная, что сказать. Как раз в это время по дороге, что пролегала поблизости, двигался обоз — арбы, гружённые зерном нового урожая. Они спешили на приёмный пункт. Спешили, чтобы скорее на фронт поспел хлеб, собранный дайханами… Притом люди говорили: тех лошадей, что запряжены в арбы, уже не вернут колхозам — отправят на фронт.
— С Атаком я уже простился, — сообщил Хайдар-ага. — И больше задерживаться не могу. Обещал быть в селе вместе с этим караваном, а дома ещё кое-что нужно доделать. Знаешь, невестка, — он заговорил тише: — Я думаю, если такое время наступило, Атак тоже ненадолго задержится в семье. И тогда, в самом деле, ты единственная останешься работница. Крепись, коли придётся, пояс затягивай потуже!