В троллейбусе Дженнет увидела свою подружку, подошла к ней и зашептала на ухо:
— Оглянись-ка незаметно. Видишь старика в тельпеке? Это мой родной дедушка. Натуральный кочевник. Первый раз в жизни сел в троллейбус. Вчера первый раз в жизни ехал на автобусе. Он ничего не ест, только пьёт чай. Когда поднимается на третий этаж, ему кажется, что на плечах у него целый пуд груза.
Подружка слушала, исподтишка поглядывала на Юсуп-ага и не знала, верить ли тому, что говорит Дженнет.
А Юсуп-ага не боялся уже встречных машин. Наоборот, опасался, как бы троллейбус — этакая махина! — не раздавил какую-нибудь из них. С интересом разглядывал он городские дома. Сегодня они казались ещё больше, ещё выше, ещё красивей, чем вчера. Домики колхозного посёлка рядом с ними просто игрушечные.
— Дедушка, нам выходить!
Голос Дженнет так неожиданно прозвучал над ухом, что старик вздрогнул. Покорно дал вывести себя из троллейбуса. По улице пошёл как-то медленно, неуверенно, даже споткнулся раза два.
— Почему ты спотыкаешься на ровном месте?
Ничто не ускользнёт от этого ребёнка.
— Голова что-то кружится.
— Я знаю, почему у тебя голова кружится.
— Почему?
— Ты голодный. Когда человек голоден, у него кружится голова и он спотыкается на ровном месте.
— Откуда тебе известно про это?
— Я видела такой фильм. Ты вчера вечером ничего не ел, только чай пил, сегодня опять только чай. Конечно, голова будет кружиться. Вон шашлык продают! Купим шашлыку, дедушка?
— Ты очень интересно рассказываешь, но про меня не угадала. Я не хочу есть, а голова у меня гудит от шума. Слишком много шума в городе. Все машины жужжат разом, людей полным полно, и все они говорят одновременно. К тому же всё мелькает перед глазами, все спешат, торопятся куда-то.
Лицо старика раскраснелось, покрылось испариной. Дженнет, преисполненная сострадания, предложила:
— Вызвать «скорую»?
— Кто это — «скорая»?
— Врачи. Они скоро оказывают помощь.
— Не нужно. Давай зайдём вон в тот садик.
Под деревьями было прохладно, воздух чище, и Юсуп-ага почувствовал себя лучше. Сели на скамейку, опоясавшую толстенный карагач. Средь листвы его весело чирикали воробьи (совсем как на старой шелковице Центрального пункта), женщина катила мимо них коляску с ребёнком.
Сидели примерно полчаса. Дженнет, неотступно наблюдавшая за дедом, сказала:
— Ты перестал потеть. Значит, и голова твоя перестала кружиться. Теперь ты не будешь спотыкаться. Пошли?
— Давай ещё немножко посидим, дитя моё. Шум машин и людской говор даже сюда доносятся, а там…
Дженнет прислушалась.
— В самом деле. А почему тебе не нравится городской шум? Мне нравится. Грохот заводов, рёв МАЗов — знаешь, что это такое?