— Сейчас тебе надо уйти, месье. Я хотел бы остаться один.
Он был одинок. И обречен.
Солнце зашло, и я находился в открытом море. Уже больше часа. Я взял с собой несколько банок пива, хлеб и колбасу. Но я никак не мог начать рыбачить. Чтобы рыбачить, надо ни о чем не думать, как при игре в бильярд. Смотришь на шар. Не сводишь глаз с него, с траектории, по которой ты хочешь его направить, потом придаешь кию ту силу, какую желаешь. Уверенно, решительно. На рыбалке забрасываешь удочку, затем не сводишь глаз с поплавка. Кое-как удочку не забрасывают. По ее забросу узнается рыбак. В забрасывании удочки проявляется искусство рыбака. Нацепив наживку на крючок, надо проникнуться морем, его отблесками. Знать, что рыба здесь, под тобой, недостаточно. Крючок должен опускаться на воду с легкостью мухи. Ты должен предчувствовать поклевку. Чтобы подсечь рыбу в ту секунду, когда она клюет.
Я забрасывал удочку как-то неуверенно. У меня под ложечкой словно ком застрял, который не рассасывался от пива. Комок нервов. И слез тоже. Мне было бы лучше, если бы я расплакался, но не удавалось. Я буду жить с этим чудовищным образом Лейлы и этой болью до тех пор, пока эти твари остаются на свободе. Меня успокаивало, что делом будет заниматься Лубэ. Он — человек дотошный. Он не упустит ни одной улики. Если есть человек, если есть один шанс из тысячи достать этих сволочей, Лубэ его отыщет. Он хорошо зарекомендовал себя. В этой области он был гораздо лучше многих, гораздо лучше меня.
Мне было плохо и потому, что я не мог вести это расследование. Не потому, что я хотел превратить его в личное дело, а потому, что мне было невыносимо знать, что такие сволочи на свободе. Нет, на самом деле не поэтому. Я понимал, что меня терзало. Ненависть. Мне очень хотелось убить этих типов.
Сегодня у меня все валилось из рук. Но я не смирялся с тем, чтобы ловить на толстую лесу с крючками. Так быстро достаешь рыбу. Пателл, дорад… Но этот способ совсем не доставлял мне удовольствия. При нем навешиваешь крючки на леску через каждые два метра и тащишь ее по воде. У меня в лодке всегда есть толстая леса на всякий случай. На те дни, когда я не хочу возвращаться в порт с пустыми руками. Но для меня рыбалка — это ловля на удочку.
Лейла обратила мои мысли к Лоле, а Лола — к Уго и Маню. И от них у меня чертовски гудела голова. Избыток вопросов и никакого ответа. Но был один неотвязный вопрос, и на него я не хотел отвечать. Что я должен был делать? Я ничего не сделал для Маню. Будучи убежден, не признаваясь себе в этом, что Маню только так и мог кончить. Дать прикончить себя на улице. Либо полицейским, либо, что более обычно, мелким бандитам, нанятым кем-то. Это было в порядке вещей на улице. А вот то, что Уго подох на тротуаре, в эту логику вписывалось меньше. У него не было той ненависти к миру, которая жила в глубине души Маню и которая с годами лишь усиливалась.