Вода течет по моему, совсем детскому лицу, не холодная, а теплая, чтоб было приятней после сладкого и теплого, как эта вода, сна. А про то, что с утра, чтоб взбодрится, лучше ополоснуться холодной водой, я узнал гораздо позднее. Но до семи лет все дети на этой земле безгрешны, и у меня, в мои шесть с копейками, оставался небольшой запас того святого времени, который отделял меня от ответственности перед Богом и небесами. И тот Бог сверху смотрел на меня и улыбался, а я улыбался ему в ответ во все свои молочные зубы и нежился в воздушных и мощных крыльях, сам не осознавая его ласковой, небесной участливости. Вода была теплой, как и все остальное тепло, которое окружало меня, маленького мальчика по имени Миша, живущего с бабушкой и дедушкой, из маленького провинциального, тихого и никому не нужного городка. Не сирота, но родители мои разошлись, когда мне было три года, и как-то само собой я остался у бабушки и деда, и это делало меня безгранично счастливым.
Отец остался в столице, откуда он и был родом. Просто, когда он был немного помоложе, его родственники все решили за него и послали в провинциальный городок учиться в мединституте, и ожидали от него максимального результата в учебе и доведения идеи с институтом до логического конца – по истечении пяти лет получить профессию врача и работать, как все нормальные люди. В нем хотели видеть суперврача, приносящего людям добро. А вместо всей этой красоты родственники отца (многочисленные сестры, тетки, зятья и прочие свекрови) получили от него незаконченную учебу и быструю свадьбу, на которой практически никого не было, кроме двух свидетелей и новоиспеченных молодоженов.
Особым ударом оказалось его окончательное отчисление с 6-го курса меда, потому что угрозы отчисления были и на 1-м и на 2-м курсах, но тогда за него кто только не впрягался, и мой дед, и муж его двоюродной сестры, и даже, казалось, сам черт с рогами. Благодаря этим усилиям он как-то и допрыгал до последнего курса, но, подарив родственникам надежду, все равно проявил фамильную настойчивость – оставил и их и самого себя без диплома. Мой дед говорил мне позже: «Я ходил к ректору несколько раз, просил за него, в принципе сделал все, что мог, но он же учиться не хотел, поэтому все было впустую». Тоже самое мне впоследствии говорили и другие родственники.
Он и она, то есть папа и мама, были очень красивы, особенно рядом, вместе они дополняли друг друга. Он лысоватый (что только шло ему), выразительные карие глаза, большие губы, белые зубы и впалые щеки. Высокий, крепкого и даже очень спортивного телосложения (поскольку постоянно занимался разными видами спорта от плавания и бега до бокса и карате где-то в подвалах). Все это обнаруживало в нем идеального самца. Она чем-то напоминала и дополняла его, но в усовершенствованном и изящном женском варианте хорошенькой самки. Тоже карие глаза, длинные темные волосы, точеная фигурка и поистине девственное ангельское личико. Она и была девственной, именно до того момента, как мой папа приехал учиться в мединститут грызть гранит учености, да так его и не выгрыз.