Люди то и дело снуют по лестнице: вниз, вверх. Уговаривают детишек спать спокойно, а спустя каких-нибудь полчаса снова сломя голову несутся в убежище, услышав завывание сирен.
Хочется хоть раз спокойно выспаться в постели. И чтобы никто не мешал, никто не будил…
Скупое зимнее солнце освещает городские руины, столбушки дымоходов, обломки кирпичных стен. То тут, то там стопы раненых…
— Эскадрильи американской и английской авиации совершают свои варварские налёты под прикрытием сплошной облачности… — снова доносится голос диктора.
— Мамочка, а что, разве ночью на улицах должно быть темно? — спрашивает какой-то малыш свою мать.
Только сейчас жители столицы начали понимать, какую беду принесла им фашистская свастика. Но конец уже близок. А западные союзники русских всё бомбят и бомбят кварталы, где проживает мирное население.
— Ваше имя и фамилия?
— Ильзе Хельгерт, — машинально ответила женщина, пытаясь понять, почему её вызвали в управление имперской безопасности и допрашивают. Странно и совсем непонятно.
Дернберг почувствовал запах каштановых волос Ильзе. Лицо строгое, намного строже, чем тогда, в Гамбурге. Разве что очень бледное. Зубы у неё красивые. Фигурка стройная, спортивная. Именно такой Дернберг её и запомнил. По документам ей сейчас двадцать пять лет.
«Она меня, конечно, узнала, — подумал Дернберг. — Трудно представить, что мы с ней были… однако вспоминать об этом очень приятно».
— Семенное положение?
— Замужем. — ответила она, немного подумав.
— Вы супруга кадрового офицера Фрица Хельгерта?
Ильзе снова задумалась, а затем произнесла:
— Да.
«Как он смакует каждый вопрос», — подумала она про Дернберга.
— Скажите, когда вы в последний раз видели своего супруга?
— Осенью сорок третьего года.
— А когда получили от него последнее письмо?
— Летом сорок третьего.
— Вы хотите сказать, сорок четвёртого?
— Нет, сорок третьего.
— Значит, вы допускаете, что ваш муж уже не является военнослужащим вермахта? — Удар был нанесён с размаху.
«Мой муж не является военнослужащим вермахта?» Женщина задумалась: «Что бы это могло значить? Может, его перевели в какую-нибудь секретную часть? Непонятно, зачем нужна такая маскировка. За этим меня сюда и вызвали? И этот допрос учиняет мне человек, который разрушил наш брак».
Ильзе почувствовала, как её душат слёзы. Она ненавидела его, но должна была скрывать эту ненависть. Этот человек обесчестил её, воспользовавшись её беспомощным положением, а суд признал, что виновна она. И вот теперь он сидит перед ней и задаёт вопросы, ехидно улыбаясь. С каким наслаждением он задаёт эти вопросы!