"Трр-трр-трр..."
- Что такое? Что?..
Но не успел я и сообразить, как в воду плюхнулся селезень! И замолчала сразу крякуха, а я медленно-медленно поднял ружьё, которое стало жарким, и не видел уже ничего - только селезень покачивается на волне...
Ахнул в ушах и отозвался вокруг мой выстрел, резко долбануло в щёку прикладом, дробь подняла фонтан вокруг селезня.
Я выскочил из шалаша, и мне открылось всё залитое весной небо, и болото, и селезень, распластанный на воде.
Обалдевшая от выстрела крякуха снова заорала-запричитала, а в бочаге, у шалаша, снова бухнула хвостом щука...
Я достал битого селезня, положил его в шалаш, а в глазах всё стояло, как он качается, качается на волне...
Когда откурлыкали журавли и в песне тетеревов поутихла ярость, тогда налетел второй селезень. Я услышал жужжание и свист его крыльев над шалашом. Он сделал круг над болотом и только на втором кругу отозвался крякухе. Так странно было слышать утиное кряканье сверху, с неба, что я не выдержал и встал в рост, развалив шалаш, и ударил влёт.
Селезень взмыл кверху и пошёл выше, выше - эх! - в сторону Блюдечка, на Булыгу! Эх, промазал! Эх! Дурак, дурак!
Я стал выправлять шалаш, а в двух шагах от меня снова ударила в бочаге щука - она была у самой поверхности, тёрлась боками о траву, выдавливала икру. Далеко же она забралась - больше километра отсюда до реки! По болотной-то канаве, против талой воды, и зашла она к лесу бросить икру...
А подсадная всё орала и орала, и глухо бубнили тетерева на берёзовой вырубке...
К обеду я вернулся в избушку. Булыга был уже там. Я наколол щепок, стал раздувать самовар.
А солнце было уже высоко, от его света и от усталости слипались глаза. Только прикроешь их - видишь ослепительно рябую болотную воду, и на ней качается селезень...
- Ну как? - спросил я.
- А никак, - ответил Булыга. - Пустой.
- А что ж глухарь?
- А ничего, - сказал Булыга. - Ну, садимся самовар пить.
Мы пили чай, позванивали ложками, отдувались утомлённо.
- Глухарей в этих местах всех перебили, - говорил Булыга. - Один остался.
Так устали глаза, что я и чай пил с закрытыми и видел: рябая болотная вода, а на ней качается селезень...
- Пошёл я к нему, - рассказывал Булыга про глухаря, - а он и поёт, и поёт, ни черта не слышит. А кому поёт? Ведь глухарки нету ни одной. А он и поёт-то, и поёт...
- По кому ж ты стрелял? - спросил я.
- По нему, по кому же ещё.
- Или промазал?
- Нет, - ответил Булыга. - Маленько в сторону взял. Ладно, хоть душу отвёл.
- Спугнул?
- Нет, и после выстрелов всё поёт. Совсем очумел от весны.