Под конец боя, теснимые дружным напором русских, турки суматошно отходили к высокому берегу Малой Бухты («бухты Кучум») и, не имея возможности закрепиться, прыгали с верхотуры вниз, всмерть разбиваясь о дикие скалы. Взошедшее к этому времени солнце сквозь завесу темного дыма осветило картину страшного погрома: в городе не было ни одного целого дома, улицы и перекрестки буквально завалены трупами — одних русских в этой сече полегло более тысячи человек, а турок в семь раз больше, не считая тех, кто разбился или утонул, прыгая в море.
— Отаж Анапа, — отмечал дед Игнат, — совсем малый куток. Так шо вся та молотьба проходила на делянке, меньше казачьего земельного надела. Горяча сковородка, а не куток! К полудню выстрелы поредели, и лишь где-то у полуразрушенной мечети, считай, в самой середине города, пальба не стихала. Именно тут в последней заварухе и оказался наш Касьян, из разговоров знавший, что там, недалеко от басурманского храма, ближе к морю находилась земляная тюрьма — зиндван, в которой томились подготовленные к отправке за кордон пленные. Но до того зиндвана нашим воителям дойти сразу не удалось — в подвале одного из разрушенных домов засела кучка самых свирепых аскеров и отчаянно отстреливалась от наседавших «урусов». Окружив тот погреб, наши солдаты, обстреляв их, крикнули, сдавайтесь, мол, чего зря погибать, сдавайтесь, а то взорвем вашу хату порохом! Те в никакую. Тогда наши, не ожидая бочек с порохом, кто с ружьем, кто с шашкой, кинулись в тот подвал. Касьян увидел перед собой чернобородого азията, который, выхватив из-за пояса кривой ятаган, хотел было пырнуть одного из «урусов». «Никак басурманскый архиерей!» — промелькнуло в голове у Касьяна. Быстрым и крепким ударом из-под низу он выбил из рук неистового вражины ятаган, и в тот же момент три или четыре русских багонета-штыка уперлись в грудь предводителя аскеров:
— Аман!
Так был пленен свирепый шейх Урушма Мансур, вдохновитель газавата всего Северного Кавказа. Подобрав ятаган, Касьян вместе с другими заспешил к зиндвану. Но там все было кончено: у входа и в самой яме лежало десятка два обезглавленных трупа, связанных ремнями. Турки, предчувствуя собственную гибель, вырезали всех своих пленников.
Битва между тем затихла. Посидев на берегу, Касьян вместе с товарищами двинулся к бастиону, где им был назначен сбор после сражения. Множество трупов беспорядочно громоздилось среди развалин и пожарищ. По главной улице, идущей мимо мечети к восточным воротам (впоследствии «Русским»), текли ручейки крови. И нельзя было разобрать, чья то была кровь — русская, турецкая, черкесская… Человечья кровь. Смерть уравнивает всех и навсегда.