Руслан приближается неторопливой, нарочито вялой походкой и конечно с руками на голове. Надо будет обязательно отучить его от этой привычки.
— Который час, ваша честь?
Обезьянка!
— Ровно двенадцать, — отвечаю и чувствую, как во мне всё ликует.
— Ровно? — переспрашивает Руслан торжествующим голосом.
— До восьмого знака после запятой. Чего стоишь? Ждёшь особого приглашения? Яичко вон возьми, помидор, сыр…
Он запускает руку в прозрачный кулёк, набирает горсть вишен, однако, перехватив мой неодобрительный взгляд, высыпает их обратно, принимается за яйцо.
Вспоминаю вчерашний телефонный разговор с Лидией Гавриловной. Она жаловалась: «Мальчик ничего не ест. Мороженое ему только подавай и обязательно «Новинку». Может, с вами, за компанию?»
Я спрашиваю у Руслана, какая у него кличка в школе.
— Баламут, — отвечает он с натянутой улыбкой. — Потому что Багмут.
— Тоже мне кличка! — смеюсь. — А я бы тебе другую дала, похлеще.
— Какую?
— Скелетик.
— Разве я виноват, что худющий?
— А кто — я? Тут проще простого. Есть надо, вот и всё. Дают — ешь, не ройся, как курица лапой. Далеко заплывал? — перевожу разговор на другую тему.
— Далеко-о-о, — протягивает он важно, разбивая второе яйцо о край консервной банки. — Не верите?
— Почему?! Мой отец, тяжело раненный в голову, Днепр переплыл. Причём ночью, под артиллерийским обстрелом, под пулемётным огнём, вокруг бомбы рвались.
В глазах Руслана загораются два встревоженных лучика.
— Расскажите, пожалуйста, обещали.
Рассказываю. Это было глубокой осенью тысяча девятьсот сорок третьего года. Наши войска начали с ходу форсировать Днепр, чтобы освободить Киев от фашистов. В одном из первых танков, которые взошли на собранный понтонный мост, находился мой отец. Боевые машины добрались до середины реки, но тут вражеский снаряд разрывает плавучую переправу именно там, где двигалась 217-я «тридцатьчетвёрка». Она пошла ко дну. Весь экипаж ранен, жгучая боль, кровь, вода проникает во все щели. Явная смерть…
Руслан придвигается ко мне поближе, слушает, затаив дыхание, шелохнуться боится, в его глазах мучительное ожидание.
— Помогая друг другу, танкисты выбрались через люк, вынырнули. Но и здесь их подкарауливает смерть: весь Днепр, освещённый осветительными ракетами и мощными прожекторами, в смерчевых столбах от взрывов снарядов, бомб.
— К своим доплыли? — не выдерживает Руслан.
— Лишь двое, — отвечаю. — Мой отец и стрелок-радист Говоров.
— Вот фашисты, — цедит сквозь зубы Руслан. Потом задумчиво произносит: — Ваш отец настоящий герой, а я вот… я так не смог бы, это уж точно.