Грузовой лацпорт корабля был распахнут, и на грунт спускался широкий, в ребрах-поперечинах трап. Прямо перед ним в граните зияла глубокая трещина: сорок лет назад скала не выдержала нагрева при вплавлении в нее корабля. Кое-где за гранит цеплялся лишайник. Через трещину был переброшен мостик, и от него, петляя и ветвясь, по лагерю разбегались тропинки: к огороду, к мастерским, к навесам и сараям, к перелазам в частоколе, а самая широкая и утоптанная шла к воротам и, миновав их, сворачивала к болоту.
Стефан осмотрелся. Лодырей в поле зрения не обнаруживалось. Под трапом — тоже.
Солнце стояло уже высоко.
Под ближайшим к кораблю односкатным навесом, в котором легко угадывалась снятая с «Декарта» переборка, горела топка. Едкий дым уходил в небо сквозь полый ствол кремнистого дерева, выше частокола круто загибался по ветру и рассеивался по-над болотом. Над топкой шипел и плевался паровой движок, соединенный с электрогенератором, — прожорливое детище Фукуды и Людвига, обеспечивающее корабль энергией и, как ни странно, достаточно надежное. Свистела струя пара. Со скрипом крутился маховик, и что-то надоедливо дребезжало. От генератора к кораблю змеился тощий кабель, просунутый в аварийный люк. Большую часть энергии поглощала ненасытная прорва синтезатора пищи, меньшая тратилась на питание корабельного мозга и радиомаячка, утилизацию отходов, освещение и отопление жилых помещений. Последнее наполовину обеспечивалось собственным теплом людей, находящихся внутри «Декарта».
Из сарая, прижимая к животу корзину с торфяными брикетами, появился Фукуда Итиро. Поставив корзину, встал на цыпочки, пощелкал пальцем по врущему манометру, пошуровал в топке и только тогда заметил Стефана. Заметив — совершил полупоклон. Он не просто кланялся Стефану, как кланялся всем, кто был старше его, а именно СОВЕРШАЛ обрядовое действо, встроенное в него, очевидно, генетически.
Стефан кивнул в знак приветствия. Здесь можно было не опасаться ни подвоха, ни саботажа: размеренную работу механика, помимо прямого приказа, могло бы остановить разве что стихийное бедствие. В остальном Фукуда был загадкой. Не друг, но и не враг. Молчун. Раз молчун и не дурак — значит, думает. А о чем? Вопрос… Но лоялен к начальству, а это главное. Умеренно лоялен. Ладно и так.
— Все в порядке? — спросил Стефан.
Он выслушал краткий и точный отчет, из которого уяснил, во-первых, что торф последнее время не успевает как следует просохнуть, из-за чего сажа осаждается в трубе с ненормальной быстротой, во-вторых, что пресс для брикетирования торфа работает штатно, а в-третьих и в-главных, что котел работает нештатно, и если Диего сегодня же не синтезирует жидкость для снятия накипи, достигшей угрожающей толщины, то Фукуда ни за что не ручается и ручаться не может.