Смотрю через опущенные ресницы, почти ничего не видно. Нет солнца, оно плотно закрыто постоянными облаками и смогом.
Будят меня электронные часы, начиная подавать ритмичные неприятные звуки, под которые точно не поспишь. Всё равно лежу, стараясь окончательно проснуться. Постельное бельё темно-синего цвета в крупную полоску без всяких излишеств и уж точно не накрахмаленное. На мне надета серая футболка большого размера, и я давно не напоминаю ту маленькую принцессу из детства. Локоны состригла в короткую мальчишескую стрижку, волосы крашу – уже появляется седина. Облако из подушек заменила одна единственная, плоская и набитая гречишной шелухой, но всё равно не спасает от остеохондроза, просыпаюсь с чувством онемения в руках. По утрам я уже не смеюсь и не радуюсь, меня ждет длинный и тяжелый рабочий день.
Природа была к нам милостива. Давно Москва не знала такого настоящего зимнего убранства. Вечная бесстыдная серость города прикрылась сначала легким снежком, а потом немного, как бы играючи, завьюжило. И наступила настоящая новогодняя погода с медленно падающими крупными снежинками, которые налипали на ветки деревьев, превращая их в сказочные персонажи. Росли сугробы. Природа прикрывала наготу города и дарила радостное настроение.
Клавдия Кондратьевна сидела на диване и увлеченно смотрела очередную серию душераздирающего бразильского сериала. На экране бушевали нешуточные страсти. Машинально смахнула непрошенную слезинку со щеки. Что-то в последнее время она стала замечать за собой несвойственную ей сентиментальность. Вдруг раздался звонок. От неожиданности вздрогнула. Как-то резко и непрошено прозвучал он и, самое главное, как ей показалось, требовательно. Она никого не ждала. Чувство недовольства и какой-то смутной тревоги зашевелилось у неё в груди.
Клавдия всю жизнь отличалась осторожностью и предусмотрительностью. А сейчас, тем более в такое-то время! Шагу нельзя ступить, предварительно не обдумав, как следует, и тщательно не просчитав все последствия. Вот на днях она вытащила из покореженного почтового ящика заботливо отпечатанную листовочку, где пенсионеров предупреждали не открывать дверь незнакомым людям, особенно, если они называются работниками социальных служб. «Ага, дождешься их, как же», – подумала Клавдия Кондратьевна. И, продолжая свой внутренний монолог, стала развивать эту больную для неё тему дальше: «Если даже сама в Собес придешь, и то на тебя смотрят, как на «врага народа», который незвано вторгся в их мирно текущий ритм жизни по распределению всевозможных благ для себя, любимых. До настоящих адресатов – пенсионеров и инвалидов они никогда не доходят, если только какие-нибудь крохи. Вероятнее всего, для отчетности начальству, что работа ведется и все нуждающиеся охвачены неустанной заботой незримыми работниками Собеса. Да эти убогие даже и не представляют, что им положено от государства. Этот список охраняется, как самый наисекретнейший документ. Утечки не должно быть. Всем этим смело пользуются социальные работники, нисколько не смущаясь, что берут чужое. Да что об этом, – в горести думала она. – Воровство принято на всех уровнях, так что это стало нормой жизни и никого не возмущает и уже даже не удивляет…» Клавдия Кондратьевна увлеченно развивала любимую тему.