«Ах ты ж с-с-сука!»
Не отдавая себе отчета о происходящем, я бросился вперед и обхватил копытами голову пони. Она слабо трепыхнулась, когда черные щупальца попытались плотнее обернуться вокруг ее головы – паразит явно не собирался сдаваться без боя. Но было поздно – стремительными, отработанными движениями я завел копыта между головой пегаски и петлями черных щупалец. «Словно тройной прием Сафара. Только вверх ногами» – подумал я – «Копыта к углу нижней челюсти… Наверх… Заводим под щупальца… Передвигаем к глазам… И вуаля!». Щупальца, прижавшиеся к моим копытам в попытке поглубже залезть в ноздри пегаски, были мерзкими не только на вид – теперь, когда они касались моих передних ног, я с содроганием ощущал пробегающие по шерсти тысячи песчинок, словно тварь состояла из мокрого, черного песка… Или порошка.
«И эта hren' оттуда же? Да что у них тут, naher, творится-то?!»
Изогнувшись, я забросил сначала одну, а затем и вторую ногу на кровать, полностью сев на живот пони. Рвотные позывы пегаски возобновились, но с этим я ничего не мог поделать, и сосредоточился на более важной задаче. Медленно, плавно, я принялся разводить копыта в стороны, вытягивая сочащиеся гноем щупальца из носа пегаски. Мерзкий запах усиливался с каждым вышедшим сантиметром черных отростков и гной, белесыми пульсирующими струйками вытекавший из носа и рта, заливал грудь тяжело бьющейся кобылки. Ее глаза бешено вращались в глазницах, то расходясь, то концентрируясь на мне в немой мольбе о пощаде, и под конец, когда последние миллиметры извивающихся кончиков выскальзывали из ее носа – у пегаски прорезался голос…
Вздохнув, я вытер о занавеску перепачканные копыта, и принялся за работу. Мне предстоял долгий труд.
Приткнувшись на банкетке, в углу палаты, я держал тощее, истощенное болью и рвотой тело пегаски, укрыв ее своим огромным, выросшим за эти беспокойные дни крылом. Она поместилась под него целиком, лишь голова, с подоткнутым под подбородок полотенцем, покоилась на моей передней ноге. Я тихонько поглаживал кожу на ее затылке, разглаживая мокнущие складки, оставшиеся после контакта с телом паразита и прислушивался к ее мерному, ставшему спокойным дыханию. Измученная кобылка спала, крепко вцепившись в мое копыто. На мои глаза наворачивались слезы при мысли о том, что пришлось вынести этой бедняжке, пожираемой заживо отвратительным существом. На столике возле банкетки я заметил картинку в забавной цветастой рамочке – серая пегаска с песочного цвета волосами обнимала маленькую серую пони с миниатюрным рогом на лбу. Фраза «Мама, поправляйся!», выведенная разноцветными карандашами в углу рисунка, не оставляла сомнений в личности, лежавшей под моим крылом.