Но мальчик не слушался. Он знал, что мать слишком добра, чтобы наказать его, и крепко охватил руками шею Сяо Сяна.
Начальник бригады, смеясь, поставил Со-чжу на кан и присел.
Вдова Чжао встретила Сяо Сяна, как встречают самых близких родственников. Она вскочила, заботливо отряхнула снег с его пальто и шапки, попросила у соседки табак и трубку и принесла из печи уголек.
— Ну как, трудно тебе приходится? — спросил гость, с удовольствием затягиваясь.
— Почему трудно? Во времена Маньчжоу-го, когда надеть было нечего и в чугунке ничего не кипело, и то как-то жили. А теперь совсем не то! Чтобы сынишке кое-что справить, вот плету цыновки. Это мы сейчас всей деревней работаем…
— Они тебе разве не помогают?
— Ты о ком спрашиваешь? О крестьянском союзе? Союз нами не интересуется… У него своих дел хватает.
— И на новогодние праздники ничего не прислали?
Она горько усмехнулась и промолчала. Но вдова Ли не выдержала:
— Какие еще ей подарки! Все подарки снесены председательнице женского союза, этой Рябой Крошке. Подарки для семей военнослужащих у нас уже давно отменены.
— А кто же тебе воду носит? — поинтересовался начальник бригады.
И снова ответила вдова Ли:
— Когда председатель Го был в деревне, так каждый день приходил. Принесет воды, хворосту нарубит. Теперь он на сопке, и мы тут вдвоем все сами делаем. Вот и шапок у нас нету. Выйдем за водой, уж очень уши мерзнут.
— А ведь пастушок у тебя живет? Чего же его не посылаешь?
Вдова Чжао еще ниже склонила голову над работой, а вдова Ли задушевным тоном сказала:
— Уж такая она добрая. Жалеет сироту. Лучше сама сделает, чем его заставит. Мал еще, говорит. Все боится, как бы с ним чего не случилось. Мальчик теперь в школу ходит и среди ребят главным заделался. А она, знаешь, какая у нас добрая, не сыщешь такой. Вот погляди: свой сынишка босиком бегает, а пастушок давно обут.
Вдова Чжао молчала, проворно работая руками.
Сяо Сян взглянул на ее голову. В черных волосах уже серебрилась седина. Он подумал о том, сколько выстрадала эта маленькая женщина на своем веку. Беспросветна была ее жизнь и прежде, и как терпеливо она несет теперь тяжесть своей неизбывной тоски по умершему мужу…
И как бы уловив его мысль, вдова Ли со вздохом проговорила:
— Тяжело ей, бедняжке… тяжело… А такой уж характер: как бы ни было тяжко самой, все другим помочь старается. Вот и хозяин ее таким же был, себе ничего не надо, лишь бы у людей было…
Вдова Чжао крепко закусила нижнюю губу, но слезы все-таки хлынули. Женщина заслонила глаза рукавом и отвернулась.
Сяо Сян, чтобы отвлечь ее от горьких мыслей, завел разговор о цыновках. Вдова Ли объяснила, что их плетут теперь все женщины-беднячки и если наладить продажу этих цыновок в город, получился бы неплохой подсобный заработок. Однако ни Чжан Фу-ин, ни его Рябая Крошка ничего не хотят сделать для женщин деревни Юаньмаотунь. Сяо Сян согласился, что действительно надо организовать это полезное производство, и, посидев еще немного, ушел. Он боялся, как бы разговор не вернулся к Чжао Юй-линю и вновь не растравил все еще свежую рану.