Мужчины вышли. В комнате остались одни лишь женщины. Когда Лю Гуй-лань привела помещичьих жен, сестер и других родственниц Ду, Дасаоцза, сдвинув сурово брови, пригрозила:
— Говорите сейчас же, где золото, не то худо будет!
— Какое еще тебе золото? — огрызнулась старуха Ду. — Откуда у нас, крестьянок, золото…
— Если нет золота, отдавайте золотые кольца, — рассердилась Лю Гуй-лань.
— Откуда у нас такие вещи?
Дасаоцза оглядела сноху Добряка Ду, худую, как стебель конопли, за что та прозывалась Тощей Коноплей, и спросила:
— Куда девала золото твоя свекровь? Ведь она припрятала его для младшего сына, и тебе оно все равно не достанется…
— У нее нет золота, — отрицательно покачала головой Тощая Конопля, — чего ты меня подговариваешь? На деньги, какие у нас случались, мы покупали землю, а золота никогда не имели.
Тогда Дасаоцза обратилась с тем же к жене младшего сына Ду.
Этой толстухе, по прозвищу Пышка, едва минуло девятнадцать лет.
— А я откуда знаю, куда его спрятали? — хихикнула Пышка.
Свекровь и Тощая Конопля окинули ее злобными взглядами. Та сразу изменила тон:
— У нас нет золота. У нас никогда никакого золота не было. Если появлялись лишние деньги, покупали землю, и все тут!
Все говорили одно и то же, только на разный манер. Крестьянки громко смеялись.
— Чего вы там покатываетесь? — крикнул из соседней комнаты старик Сунь.
— Все равно тебе не скажем, — ответила Дасаоцза и, сделав строгое лицо, обратилась к старухе Ду: — Если ты не признаешься, мы все равно своего добьемся. Снимайте-ка туфли да полезайте все на кан!
Женщины послушно выполнили приказание. Дасаоцза и Лю Гуй-лань тщательно осмотрели ноги, заглянули даже в туфли, но ничего не нашли.
Отойдя в сторону, активистки стали советоваться. Вскоре Лю Гуй-лань направилась прямо к Тощей Конопле:
— Снимай одежду!
Та притворилась, что не расслышала.
— Что ты сказала?
— Одежду, говорю, снимай!
Тощая Конопля не двинулась с места.
— Не хитри, снимай скорей!
— Сама не снимешь, так мы с тебя стащим, — пригрозила Дасаоцза. Она подошла и стала расстегивать ей пуговицы.
Женщина побледнела и взвизгнула:
— Не смей меня трогать…
— Ну, скорей, говорят тебе! Чего мешкаешь? — прикрикнула на нее Лю Гуй-лань.
Старуха Ду соскочила с кана и бухнулась на колени:
— Добрая девушка! Какой стыд и срам! Будда разгневается и нашлет на всю твою семью болезни.
— Здесь что-то неладно. Пословица говорит недаром, что если человек залезает на кан в туфлях, значит у него рваные носки, — сказала Дасаоцза.
Тощая Конопля, когда ее раздевали, визжала и плакала, а старуха твердила: