Не буду преувеличивать собственные силы и говорить, что держалась, несмотря ни на что… Нет, плакала, без рыданий, просто беззвучные слезы скатывались по щекам, а я не могла и не хотела их остановить. Глядя на куски окровавленного мяса — все что осталось от двух моих товарищей — было невозможно поверить… невозможно… Я прижала Тамару к себя, одновременно пытаясь защитить ее от жуткого зрелища под чопорным и безликим названием «похороны», и найти в ней хоть какую-то поддержку. Кайла сейчас не было в коммуне, как не было и многих из тех, кто охотился в подземельях. По понятным причинам погребение было решено не откладывать до вечера.
Больше всего я страшилась посмотреть в глаза Элизабет — матери Яна и тети Энн. Она всегда очень переживала за них, провожала в каждый рейд… А теперь я очень боялась увидеть во взгляде этой женщины, будто постаревшей в одночасье на несколько десятилетий, осуждение в адрес меня и всех Гонцов. Тех, которые все еще были живы. Чтобы не мучиться подобными мыслями и дальше, первой подошла к Элизабет и принесла ей свои неловкие соболезнования, произнесенные дрожащим голом.
Я ошиблась, и мне сразу же стало очень стыдно за собственные мысли. В темных запавших глазах женщины была только боль… В них просто не осталось места ни для какого другого чувства, в том числе и обвинений. Это страдание выжигало Элизабет изнутри, заставляло ее сгорать заживо. Чтобы понять ее, я пыталась вспомнить, что чувствовала на похоронах мамы и сестер… но память будто отгородила эти события полупрозрачной стеной: я видела только расплывчатые желтоватые лица и помнила, как крошки земли, горсть которой полагалось бросить в могилу, кололи судорожно сжатую ладонь. Все же время по-своему милостиво, оно не стирает воспоминания и не излечивает от них, только притупляет со временем. Пройдет несколько лет и от гибели Яна и Энн в моей голове останутся только смутные полуобразы. Возможно, оно и к лучшему, иначе человек бы попросту не выдерживал всех испытаний, которые приносит жизнь.
Гелий и Сильва тоже присутствовали тут. Конечно, они не плакали, так как почти не знали погибших, но все же скорбь оставила свою печать и на их лицах. Только Лоа не было на похоронах — я категорически запретила ей идти. Надеюсь, поступила правильно, решив, что девушке и так достаточно потрясений. А глядеть на разорванные тела, в которых еще недавно была жизнь, с которыми ты еще вчера общался и шутил… сказать, что тяжело и трудно — не сказать ничего. Все мы видели немало смертей, но эти, несомненно, были одними из самых ужасных.