– Оттащат их за холм, и бросят. К вечеру даже косточек от них не останется. Здесь похорон бандитов с оркестрами не водится.
Здоровенный джип поехал в саванну, таща за собой кувыркающиеся тела. Из разбитого черепа что-то вывалилось. Меня снова замутило, и я отвернулся.
Остальные солдаты тем временем оттаскивали подальше от дороги расстрелянные, пропитанные солярой вещи вещи. Я их и не выбрасывал бы даже, может, на запчасти сгодились бы, но солярка…
Я подошел к «Егерю» и вытащил два стальных кругляка двух метровых на двенадцать миллиметров и бухту стальной вязальной проволоки. Согнул на коленке концы кругляков, два из них связал проволокой и зацепил за фаркоп, а два остальных прицепил за отверстия в кенгурятнике джипа. Залез в Тойоту, снял ее с ручника. Забросил в нее сумки с трофейным оружием.
– Хитер. Надо же, сцепку на коленке сделал, умно, нужно запомнить. – усмехнулся сержант, глядя, как я останавливаю свой импровизированный автопоезд возле прицепа Элис и накидываю его дышло на фаркоп Тойоты.– То есть тебе помощь не нужна? Тогда мы проедем вперед немного, переселенцев встретим. Успехов. Если ты остановишься у Саркиса, я к тебе завтра загляну, не против? Потолкуем насчет Тойоты.
Он скомандовал своим парням, те слаженно прыгнули в машины, и они рванули по дороге вперед. А я потихоньку повел свой поезд к городу.
Солнечные лучи проникали в отверстия от пуль на крыше, и бегали по кабине «Егеря», раскачивающегося на неровностях дороги. И эта игра света успокаивала и отвлекала.
Через сорок пять минут Порто-Франко встречал меня хорошим таким укрепленным гаишным пунктом. Как в Ташкенте на новой сырдарьинской дороге после терактов девяносто восьмого года. Небольшой зигзаг из бетонных блоков, такой, чтобы не мешать машине спокойно проехать в город, но не позволить прорваться на скорости. Американский БТР возле блоков, старый танк возле наблюдательной башни.
И красная Тойота возле танка. А возле патрульных стройная девичья фигурка. Уже без плейт-карриера, и без винтовки с пистолетом.
Когда я остановил машину возле патрульных, опечатал оружейные сумки, ко мне, радостно улыбаясь, подошла Элис.
И с ходу врезала мне пощечину!
– За что? – в совершенно искреннем недоумении вскрикнул я, держась за щеку. Хорошо хоть, что не по выдернутому зубу пришлось.
– За тот щипок! У тебя пальцы как пассатижи, у меня половина попы синяя! А что это? – Элис подошла к обрызганному мозгами и кровью боку «кукурузера»,покрытому толстым слоем пыли, посмотрела на пробоины в «Егере», побледнела и потеряла сознание. Я едва успел ее подхватить.