— Это был Дикинсон Макфи, — нехотя бросил он и вновь уселся за стол.
— Тебе нужно уходить? — тихо и сдержанно спросила Дэйдри.
— Да. В местном аэропорту скоро должен быть самолет. У нас с тобой есть еще около получаса времени.
— Ну, Сэм…
— Давай оставим эти вздохи и недовольства! — сказал он с некоторым раздражением. — Когда и где мы вновь сможем встретиться?
— А стоит ли? — Ее слова прозвучали с явным безразличием. — Мы можем говорить об этом постоянно, но из этого никогда ничего не выйдет! Один лишь звонок от твоего маленького генерала, и все наши планы, наши слова друг другу превращаются в дым. Остается лишь одно — глупые и напрасные догадки. Эти пустые разговоры, этот дым — и больше ничего!
— Прости меня…
— Я полагаю, мне даже не следует спрашивать, куда и зачем ты собираешься?
В ответ он невесело улыбнулся.
— Ты же знаешь, что я не смогу ответить.
— Да, я знаю! Это — единственное, что я хорошо знаю.
Дарелл смотрел, как она наливает ему кофе в чашечку. Кухня в этом старом доме была тихой и умиротворяющей. В камине из красного кирпича, весело потрескивая и играя языками пламени, пылал небольшой огонь, который Дарелл сам совсем еще недавно разжег. Напротив камина располагалась обычная современная плита со старым, сияющим медью котлом. Эта семейная реликвия очень нравилась Дэйдри. Через небольшое квадратное окошко виднелся край мокрой лужайки, которая убегала к самому берегу залива. В губе залива, на север от побережья, под промозглым дождем стоял старый обшарпанный вельбот. С него какой-то мужчина водил драгой по дну в поисках устриц. Дарелл хорошо знал привычки местных ловцов устриц. Если бы в такую вот погодку ловом занималось сразу два-три человека, это было бы самым обычным делом. Однако там сейчас был только один человек. Он стоял, глубоко согнувшись над узенькой палубой перед маленькой рулевой рубкой, и что-то делал. Все это очень озадачило Дарелла. Сидя на своем стуле, он замер в размышлении. Что бы все это могло значить? Подозрительность и обеспокоенность отключили его внимание от Дэйдри.
Дарелл был высоким брюнетом, немногим более чем за тридцать. Над резко очерченным ртом он носил маленькие усики. Его голубые глаза почти всякий раз темнели, когда он сердился или же погружался в глубокие размышления. Именно такими они были сейчас. Движения его худощавого тела были пружинисты и точны. Его горячий и вспыльчивый характер в результате многолетних самостоятельных тренировок прекрасно уравновешивался профессиональными качествами, первые навыки которых он получил еще в детстве. Это было очень далеко отсюда — в заболоченных лиманах Луизианы. Ему уже тогда пришлось усвоить непреложную истину, что порой жизнь от смерти может отделяться такими качествами, как сдержанность и осторожность. Длинная вереница погибших друзей и знакомых, с которыми ему приходилось некогда работать, была зловещим и неумолимым свидетельством цены за неосмотрительность. На войне, в которой участвовал Дарелл, не было слышно звуков победных фанфар и барабанного боя. Она велась незаметно и тихо. Борьба нервов и профессиональных навыков. Тайная война разведывательных служб. Ее полем боя чаще всего были грязные улицы и темные закоулки где-то на задворках этого беспокойного мира. Отнюдь не сила, а скорее всего коварство и осторожность были здесь главным оружием. Хотя в этой виртуозной и неистовой игре порой приходилось пользоваться и кинжалом, и пистолетом. Годы такой службы оставили на нем неизгладимый отпечаток…