— Я знаю, чем они занимаются, — перебивает его Лив.
Боже, как он близко! Прямо напротив нее. Она видит каждую жилку у него на руках, торчащие из рукавов запястья. Он надел ту же самую рубашку, что была на нем в тот вечер, когда они познакомились. И стоит ей вытянуть ногу под столом, она коснется его колена. Она прячет ноги под стул и тянется за кофе.
— Пол, может быть, вы объясните миссис Халстон, на каком основании ей предъявляют претензию.
— Да, — произносит она ледяным тоном. — Хотелось бы узнать.
Она поднимает глаза и видит, что Пол смотрит на нее в упор. Интересно, догадывается ли он, как она волнуется. Хотя, наверное, все и так понятно: ее выдает тяжелое дыхание.
— Итак… Я хотел бы для начала принести извинения, — говорит Пол. — Я прекрасно понимаю, что для вас это стало потрясением. Что весьма прискорбно. И конечно, не может не огорчать тот факт, что подобные дела не решаются к обоюдному удовольствию.
Пол смотрит прямо на нее. Лив чувствует, что он ждет, чтобы она подала ему хоть какой-то знак. Она опускает руки под стол и вонзает ногти в колени, чтобы боль отвлекла ее от всего, что происходит.
— Никто ни у кого не собирается отнимать вещь, принадлежащую на законных основаниях. Мы здесь собрались по другому поводу. Но существуют неопровержимые доказательства того, что во время войны была похищена чужая собственность. Картина кисти художника Эдуарда Лефевра «Девушка, которую ты покинул», принадлежавшая его жене, попала в руки немцев.
— Вы не можете это знать наверняка.
— Лив, — одергивает ее Генри.
— У нас имеется документальное подтверждение, дневник, хранившийся у соседей мадам Лефевр, в котором говорится, что портрет жены художника был украден или получен насильственным путем немецким комендантом города, где жила мадам Лефевр. Что ж, дело крайне необычное, поскольку обычно мы возмещаем ущерб, причиненный в годы Второй мировой войны, тогда как в данном случае кража произошла во время Первой мировой. Но положения Гаагской конвенции по-прежнему в силе.
— Но почему именно сейчас? — возмущается Лив. — Спустя сто лет после кражи. Не потому ли, что работы месье Лефевра стоят на сегодняшний день гораздо дороже?
— Стоимость картины не имеет значения.
— Прекрасно. Значит, стоимость картины не имеет значения. Тогда я вам ее возмещу. Прямо сейчас. Хотите, я отдам за нее ровно столько, сколько мы заплатили? Потому что у меня сохранилась расписка. Может быть, возьмете деньги и оставите меня в покое?
В комнате становится тихо.
Генри осторожно трогает ее за плечо. Она так сильно сжимает ручку, что костяшки пальцев побелели.